Привстав, Лиза осмотрелась. Ночь темна и непроглядна; тишина
вокруг; только издали чуть слышны голоса. Не Гюрд ли это разговаривает с
гребцами? Нет, голос не его. Где же он?
Возвращаться в духоту не хотелось, сон вовсе исчез. Лиза
сделала несколько шагов к мостику, как вдруг напевный говорок заставил ее
замереть.
– Бают, в тех грецких землях птицы всяческой
видимо-невидимо! Водятся там и птицы-бабы с этакими огромными шеями, что могут
в своих зобах, как в садке, держать живую рыбу и доставать ее оттуда себе в
пищу!
Лиза невольно улыбнулась: пленники, должно быть, облегчали
душу, вспоминая байки вольной поры…
Она дошла почти до кормы, когда новый голос заставил ее
замереть.
– Завтра. И с Богом!
В этом голосе не было беззаботности, не было усталости. От
него исходила явная угроза. Он прозвучал так близко, что на миг Лизе
показалось, будто кто-то обратился к ней. Но тут отозвался Шукал, и в его
словах звучало отчаяние:
– Да как же завтра, ежели пороха у нас всего ничего
припасено? Не мог я более принести, стерегут его пуще глаза, а с тем, что есть,
каюту не взорвем!
– Некуда тянуть. Не нынче, так завтра дойдем до архипелага.
Причалит Гирей к берегу – бог весть, что там ждет нас. В море свободы мы
лишились, в море ее и добудем, – произнес негромкий надорванный голос, и Лиза
догадалась: говорит тот самый седой гребец, который давеча сцепился с Гиреем. –
Помните, что план наш рассчитан только на помощь Господа. Тут уж кого Бог
больше любит, тот жив и останется.
– Ну, Волгарь, на бога надейся, а сам не плошай! – сердито
отозвался кто-то рядом, наверное, рыжий сосед по скамье.
Лиза прижала руки ко рту. Галерники сговаривались о бунте, а
Шукал был с ними заодно!
Но отнюдь не это заставило ее задрожать, а имя, имя!
Волгарь.
«Он москов, как и ты. Лех Волгарь…»
* * *
Позабыв обо всем на свете, она кинулась на голоса и упала на
колени возле скамьи.
– Во имя Господа! Это ты Лех Волгарь? Ты?!
От неожиданности гребец отшатнулся, зазвенели цепи. Сзади
кто-то грубо схватил Лизу, заламывая руки. Послышался изумленный голос Шукала:
– Святые угодники! Это османская шлюха! Откуда она знает
твое имя?
От обиды у Лизы даже челюсти свело. Она откинула голову с
такой силой, что затылком угодила в подбородок державшему ее Шукалу. Зашипев от
боли, тот выпустил ее руки, чтобы тут же получить две весомые оплеухи.
– Сам ты шлюха османская, поганый вероотступник! Только
тронь меня, глаза выцарапаю. А что до его имени, то Господь дал человеку уши
слышать, о чем болтают такие глупцы, как вы!
– Она все знает, – булькнул Шукал разбитыми в кровь губами.
– Она донесет!
Чья-то рука потянулась из тьмы и остановила Шукала.
– Стой, брате. То не турчанка, не татарка. Сдается мне,
христианка своих не выдаст, верно, паненка? – сказал сосед Волгаря.
– Ее зовут Рюкийе-ханым. Я же говорю, османская… –
непримиримо проворчал Шукал.
Лиза снова взвилась:
– Так меня Гирей кличет, а имя мое – Елизавета!
Там, где затаился во тьме Волгарь, слегка звякнула цепь, как
будто пленник вздрогнул от неожиданности; однако голос его был по-прежнему
ровен:
– Что ты хочешь от меня?
Лиза почему-то робела и с запинкою пробормотала:
– Мне говорила про тебя Дарина.
– Дарина?
Лех Волгарь, Шукал и рыжий гребец выкрикнули это имя в три
голоса, и три пары рук вцепились в руки Лизы.
– Дарина? Она жива? Где она?
Лиза прикрыла глаза. На нее вдруг накатилась страшная
усталость. «Дарина? Она жива?!» А кто встрепенется при упоминании о ней? Кому
нужна ее жизнь?..
– Говори! – тряс ее сосед Волгаря, но тот остановил его:
– Погоди, Рудый! – И к Лизе: – Скажи хоть словцо, не томи.
Мы за ней шли весь прошлый год, когда крымчаки повязали нас да пленили. С тех
пор маемся, а так и не узнали, где она да что с ней.
– Упокой, Господи, ее душу! – чуть слышно отозвалась Лиза.
– Она умерла? – выдохнул Волгарь, но Лиза не ответила, и
тогда Волгарь повторил, как эхо: – Она умерла… умерла…
– Да, – всхлипнула Лиза. – Недели три, а то и месяц тому – я
утратила дням счет. Ее убил Гирей.
– Проклятый пес! – с ненавистью выговорил Шукал. Рудый
протяжно вздохнул, а Волгарь не издал ни звука.
Лиза осторожно протянула руку во тьму и коснулась его
пальцев. Они слабо дрогнули в ответ.
Больше всего она боялась, что Волгарь начнет ее
расспрашивать о Дарине, и порешила ни за что не говорить ему, что та когда-то
звалась Чечек и была валиде-султаншею. Пусть сохранит незамутненной и светлой
память о своей любви к несчастной малороссиянке.
– Ты утешаешь меня? – чуть слышно выговорил Волгарь. – Но
для меня она умерла давно-давно. Что-то твердило мне, что больше нам не
свидеться. И отец ее погиб. Он был мне как отец, как брат, как лучший товарищ
во всей жизни моей, а она… сестра.
«Вот так бывает всегда, – подумала Лиза с тяжелым сердцем. –
Дарина думала – Волгарь любил ее, а он говорит – сестра».
– Царство небесное всем христианским душам! – тихо молвила
она, искренне моля Всевышнего простить Дарине ее отступничество. Мужские голоса
печально подхватили:
– Царство небесное!
Наконец Волгарь прервал долгое молчание:
– Так завтра, брате? Умри, Шукал, но пороху добудь.
– Умру, так кой с меня будет прок? – проворчал молодой
надсмотрщик.
И тут Лиза робко подала голос:
– Может, и я на что сгожусь?
Шукал только хохотнул:
– Предложила как-то кошка поискать у мышки вошки. С той поры
гуляют вошки: эту мышку съела кошка!
– Я никому не скажу, клянусь! – горячо прошептала Лиза,
напряженно глядя туда, где во тьме угадывались седые волосы и мрачные очи
Волгаря. – Я вас не выдам! В чем заминка ваша?
