Наконец Ардашев сказал:
– Соблаговолите заметить, что, во-первых, зверски убит русский подданный. Как вы знаете, перед смертью его подвергли жесточайшим пыткам. Во-вторых, это уже не первое преступление, совершенное в отношении дипломата Российской империи. В-третьих, я, так же как и вы, уполномочен своим правительством вести расследование. В-четвертых, в случае вашего отказа посол России будет вынужден заявить ноту протеста министру иностранных дел Персии.
– Возможно, вы и правы, – надевая зачем-то очки, недовольно проронил следователь, – однако мне пока не поступало указание от вышестоящего начальства об ознакомлении вас с материалами дела. Если таковое распоряжение появится, то я извещу вас незамедлительно.
– В таком случае извольте сообщить место обнаружения трупа.
Чиновник вздохнул, поднес трубку ко рту и пояснил:
– Тело нашли в заброшенном караван-сарае, неподалеку от кладбища, за кварталом «красных фонарей». Утром на покойника наткнулся странствующий дервиш.
– Вам больше нечего добавить?
– Все остальное вы сами уже озвучили. И я искренне преклоняюсь перед вашей проницательностью. К сказанному я могу присовокупить всего несколько пустяковых фактов: убитый лежал на спине, распластав руки, как ваш Христос, с прибитыми к доске ладонями; часть носа у него была отрезана, а в остаток хряща продели веревку. Смерть наступила от выстрела в голову. Рядом валялся пистолет – семизарядный «зауэр». На нем имелись отпечатки пальцев потерпевшего. Других следов мы не нашли. Сделав несколько затяжек, он закончил: – Вы, конечно, можете туда съездить, но, поверьте, от этого не будет никакого проку, только время зря потеряете. Все, что нужно, уже сфотографировано. После нас там побывала куча любопытных бездельников. Их в той округе как шакалов в горах. Так что будьте осторожны.
– Благодарю за предупреждение. Но позвольте узнать, когда наступила смерть?
– В понедельник, между шестью и восемью часами пополудни. Так уверяет наш врач.
– Надо же! – грустно заметил Ардашев. – И его убили в понедельник!
Следователь выпустил дымное облачко и осведомился:
– Вы изволили сказать «и его». А кого еще вы имели в виду?
– Господина Раппа, русского дипломата. Он был ограблен. Я, как вы могли заметить, уже упоминал об этом преступлении.
– Да-да, конечно. Но что теперь об этом говорить? Душегуб будет, несомненно, пойман и отправится в джехеннем
[102]
.
– Вашими бы устами да шербет пить.
Трубка потухла. Господин Мохаммед-Таги бросил ее в мраморную пепельницу. Поднимаясь из-за стола, он снял очки и раздраженно изрек:
– У меня нет оснований сомневаться в качестве работы моих коллег. К сожалению, из-за недостатка времени я вынужден завершить наш разговор.
– Честь имею, – вставая, проговорил Клим Пантелеевич и, не подавая руки, покинул следственную камеру.
«Форд», точно преданный конь ждал своего хозяина под тенью старой разросшейся оливы. Несколько круговых взмахов ключом стартера – и двигатель привычно заурчал. Водитель нажал левую педаль, и автомобиль тронулся. Постепенно набирая скорость, он покатил в сторону северо-восточной окраины персидской столицы, к месту недавнего происшествия.
XIV
«В некотором роде этот пройдоха-следователь оказался прав. В этот район одному ехать не стоило», – размышлял статский советник, петляя по переулкам, прилегающим к улице «красных фонарей». По дороге к кладбищу ему встретились несколько человек, выкрикивающих в адрес европейца оскорбительные слова.
У входа в постоялый двор показался дервиш в грязных шароварах. Увидев незнакомца, он начал крутиться в сумасшедшей пляске, призывая Аллаха и вопя противным фальцетом: «Я-хак! Я-Али!»
Босой, с грязной нечесаной бородой, он приближался к Ардашеву с устрашающим криком, точно туземный воин. В правой руке богомолец сжимал крючковатую дубину, а в левой держал кокосовую чашку для подаяний. На плечах у него лежала плохо выделанная козлиная шкура, и было видно, как по ней ползали насекомые.
Дипломат, почти не глядя на дервиша, швырнул монету. Тут же ему в ноги бросился какой-то фагыр
[103]
, на землю полетел новый медяк. Неожиданно возник еще один попрошайка и тотчас же кинулся за подачкой. Между ними завязалась ссора. Пользуясь неразберихой, статский советник спокойно прошел внутрь.
О тщательном и неторопливом осмотре места происшествия нечего было и думать. В помещении царил полумрак. В углу, точно жук в навозе, копался пинедуз
[104]
, надеясь, видимо, подобрать что-нибудь из оставленных кем-то лохмотьев. В одной из ниш Ардашев отыскал старую доску. В слабом свете солнечного луча он разглядел на ней бурые пятна крови. Тут же валялись и два гвоздя – орудия пытки Байкова.
«Если здесь постоянно снует беднота, то непонятно, как удалось преступникам спокойно пытать драгомана, – мысленно рассуждал чиновник по особым поручениям. – Экзекуция, судя по всему, длилась достаточно долго. Вероятно, переводчику заткнули рот кляпом. А в конце, будто в насмешку, он получил пулю из собственного «зауэра», на котором, по словам следователя, чужих отпечатков пальцев не обнаружено. Выходит, кто-то из мучителей был в перчатках. Один из них легко разогнал райи
[105]
и, возможно, бросил им несколько монет. Затаив дыхание, эти бедолаги со страхом слушали предсмертные стоны Байкова и теперь ни за какие коврижки не признаются, что здесь было. Следовательно, об опознавании злодеев и говорить нечего. Стало быть, я зря теряю время. Пора возвращаться. Надобно срочно ввести в курс дела посла. Без его помощи подобраться к материалам следствия вряд ли удастся».
Уже на Хиабан-Абаси Ардашев с сожалением заметил, что в баке кончается бензин. Стрелка индикатора топлива уныло покоилась на нулевой отметке. Иногда она вздрагивала, будто пульс умирающего, но вскоре совсем затихла. Вслед за ней умолк и мотор.
Клим Пантелеевич не мог понять, как такое случилось. Ведь еще вечером бак был совершенно полон. Обойдя автомобиль, он заметил под ним небольшую бензиновую лужу. Тонкий мокрый след тянулся за «Фордом» по всей улице. «Вероятно, что-то приключилось с трубками, подающими топливо к мотору, или прохудился бензобак», – рассудил дипломат. Ему не оставалось ничего другого как оставить машину, нанять экипаж и добраться до посольства.
Хворостовец встретил статского советника в коридоре и немедля провел к себе.
– Ну, голубчик, заждался я вас. Уже день на исходе, а вас все нет и нет, – усаживаясь в кресло напротив, выговорил он.
