Ближе к обеду поспело горячее, и Пахом выставил на стол большое фарфоровое блюдо, на котором, истекая жиром, раскинули крылышки в последнем полёте жареные цыплята. Рядом Пахом поместил неэстетичную на вид, но вместительную чугунную утятницу с аппетитно пахнущей тушёной картошкой с бараниной, которую Пахом щедро сдобрил чёрным перцем, солью, лавровым листом и молодым чесноком. Всё это кулинарное великолепие было дополнено запотелыми бутылками с охлаждённой водкой. Окинув взглядом сервировку стола, Пахом подумал, и для придания мероприятию большего официоза добавил пару бутылок «Советского шампанского».
Гости не заставили себя долго ждать. Карогод и Манкин прибыли в неизменных кожаных куртках, под которыми угадывались наплечные кобуры, отягощённые табельными «Макаровыми». Оружие Пахом сразу отобрал и со словами: «Нечего женщин стволами пугать!» – запер в хозяйский сейф. Гости, увидев накрытый стол, быстро разоружились и, пропустив мимо ушей фразу про женщин, потянулись к закускам. Но Пахом разрешил выпить только по одной рюмке.
– Слышь, Пахом! Мы вроде как на операцию ехали, а попали на банкет. Праздник, что ли, какой? – хрустнув огурчиком, спросил Сашка Карогод.
– Угу, праздник… День святого опера и ментовской богоматери! – в тон ему ответил Пахом, нанизывая на вилку розовый ломтик ветчины. – План такой: сначала гуляем по полной программе, девчонок треплем, а вечером на «стрелку».
[17]
Тут недалече балочка есть – место тихое, укромное, кустами поросшее. Вот в тех кустиках вы меня и будете страховать.
– А девчонки зачем? – для проформы спросил Манкин.
– Девчонки? Да так, для снятия стресса и поднятия тонуса.
– Нашёл что поднимать! Этот тонус у Санька никогда не опускается! – заржал Карогод, но его перебил мелодичный дверной звонок.
– Ну, вот и дамы, легки на помине.
Пахом поднялся и пошёл открывать дверь.
– Шлюхи! – констатировал Карогод, привыкший называть вещи своими именами.
Через минуту Пахом ввёл в зал под руки двух девушек. Виолетта Павловна не обманула, девушки были чудо как хороши. На вид им было лет по двадцать. Стройные и одетые со вкусом, по моде, они манили к себе, и не было сил противиться их обаянию. Старый опер тихонечко охнул и про себя помянул чью-то маму. Манкин, наоборот, весь подобрался, как легавая на охоте, да так и застыл с вилкой в руке.
– Знакомьтесь! Это Алла, а это Настенька, – произнёс Пахом, довольный произведённым эффектом.
Алла была с огненно-рыжей причёской «а-ля Пугачёва», тонкой талией и высокими стройными ногами, которые умышленно выставляла напоказ, слегка задрапировав мини-юбкой.
Окинув профессиональным взглядом мужчин, она не стала дожидаться, пока выберут её, а предпочла сделать это сама. Оценив молодость и лихой полынный чуб Манкина, решила остановить свой выбор на нём. Покачивая бёдрами, Алла продефилировала через зал и опустилась на свободный стул рядом с оцепеневшим Манкиным.
Настенька была брюнеткой с матовой кожей, широко распахнутыми зелёными глазами и большой аппетитной грудью. Одета она была в лёгкое белое платье с большим вырезом на спине и приличным декольте спереди. Мужчине даже не надо было раздевать девушку, чтобы оценить её достоинства. Платье выгодно подчёркивало стройность фигуры и богатые выпуклые формы. Настя, опустив ресницы, робко присела рядом с Карогодом и, протянув ему узкую ладошку, тихонько произнесла:
– Анастасия. Можно просто Настя!
– Карогод. Александр Иванович. Можно просто… Карогод. – смутился матёрый опер, осторожно пожимая девичью руку своей сильной короткопалой лапой.
– Предлагаю выпить за знакомство, – произнёс Пахом, наполняя фужеры мужчин холодной водкой.
– Мне тоже беленькой! – попросила Алла и подставила рюмку.
– Александр Иванович, налейте мне вина, пожалуйста! – взмахнув ресницами, произнесла Настя.
У Карогода сладко заныло в груди, и сердце старого холостяка забилось чаще. Схватив бутылку шампанского, Карогод сорвал пробку и окропил благородным напитком не только жареных цыплят, но и стоящего напротив Пахома. Пахом крякнул, но ничего не сказал.
– Чудесно! – захлопала в ладоши Настя. – Будут цыплята в винном соусе!
Чтобы скрыть смущение, Карогод хватил сразу полный фужер ледяной водки, но ничего не почувствовал. Настенька, слегка пригубив шампанское, с неподдельным интересом смотрела на Карогода, который неумело пытался за ней ухаживать.
Выпили по второй. За столом стало шумно. Алла с Манкиным стали пить на брудершафт, чем развеселили всех присутствующих. Карогод, не закусывая, опрокинул в себя ещё фужер водки, и почувствовал, как тёплая волна поднимается откуда-то из глубины души и заполняет всё его существо.
– Не пейте так много! – попросила Настя, положив маленькую ладошку поверх руки Карогода.
За время службы в милиции Карогода дважды били ножом под рёбра и один раз кастетом по затылку, он переворачивался в машине, когда пытался достать угонщика, ему прострелили голень правой ноги во время задержания местного авторитета, но прикосновение молодой девушки причиняло ему ни с чем не сравнимую боль – сладостную боль. Матёрый опер смачно крякнул и впервые за много лет понял, что готов без боя сдаться на милость победителю, верней победительнице.
– Не буду! – пообещал Карогод и щедро положил в её тарелку тушёной картошки.
– Ой, как много! Куда мне столько? – засмеялась Настя, отчего на её щеках появились симпатичные ямочки.
От этих ямочек Карогод окончательно потерял голову. Душа старого циника, сломав коросту недоверия, расправила крылья и полетела навстречу чудесным ямочкам.
– А Вы на Аксинью похожи! – расчувствовался Карогод, забыв, что перед ним девочка по вызову.
– Аксинью?… Ах да, Шолохов! Может быть. – улыбнулась Аксинья по вызову и тряхнула волосами цвета безлунной ночи.
Пахом, как опытный режиссёр, внимательно следил за домашним спектаклем, где разгорались нешуточные страсти.
– Ну что Вы, корнет, так торопитесь? Давайте ещё за столом посидим. Вы мне стихи почитаете, – донеслось с другого конца стола, где Манкин пытался определить качество нижнего белья своей подруги на ощупь.
– Александр! Попридержи коней! – осадил Пахом любвеобильного Манкина.
Манкин отлепился от подруги и метнулся к Пахому.
– Пахомыч! Где тут у тебя можно…
– На втором этаже налево по коридору две спальни, – перебил его Пахом., – Выбирай любую, только покрывало снимите. Как-никак Иран, ручная работа!
Манкин пообещав Алле прочесть всего Пушкина и Блока наизусть, утащил её на второй этаж.
– А Вы, Александр Иванович стихи знаете? Прочтите, пожалуйста. – вежливо попросила Настя и заглянула Карогоду в глаза. Карогод тряхнул головой, и с чувством выдал знакомые ему со школьной скамья есенинские строки:
