— Да ну, пиво — это баловство. Я вас уверяю, Софья, на свете нет ничего лучше шотландского виски. Скотч — это же чистая энергия, какой-то луч солнца золотого!.. К тому же от виски в жару не потеют.
Он меня убедил, с чем я тут же согласилась. Официант Простоспичкин тем временем резво соединил два стола, накрыл их общей скатертью и превратил ее в самобранку.
Чего на ней только не было! — салаты, ассорти из морепродуктов, мясная нарезка, овощи, фрукты — всего и не перечислишь.
— Куда нам столько? — удивилась я.
— Чтоб было! — потер белые руки Вадим Георгиевич.
— За подобный стол и особу голубых кровей посадить не грех. Например, британского принца Чарльза. По телевизору в новостях сообщили, он намыливается прибыть в Россию с неофициальным визитом, — подкинула ему леща Линка.
— Советуете пригласить? — подыграл он ей.
Геннадий, отстранив официанта, собственноручно разлил скотч в широкие бокалы и покидал туда кубики льда. Тост держал Вадим Георгиевич:
— За чудесный летний вечер! За вас, драгоценные дамы!
— Ах, вы так галантны. — Линка одернула кофточку, отчего треугольный вырез на груди углубился. Мужчины в едином порыве загляделись на ее пышные перси, а красноволосая гарпия, лоснясь самодовольством, сделала изрядный глоток.
Хваленый виски не произвел на меня большого впечатления — нечто среднее между водкой и бренди. Гадость! К тому же запах у него — будто портянку развернули. Впрочем, мне не доводилось нюхать солдатских портянок… Отставив бoкал, я взялась за нож с вилкой: вдруг обуял зверский аппетит. Наверстывала упущенное, ведь дома, обслуживая гостей, сама поесть не успела. Спросите меня, в чем женское счастье? И я отвечу: в возможности съесть что-нибудь, приготовленное и поданное на стол не своими, а чужими руками! В сто раз приятней и вкусней…
У Элины зазвонил мобильник. Она ответила и сразу выскочила из паба, почему-то подозрительно покосившись на меня. Может быть, опасалась, что я в ее отсутствие примусь задавать неприличные вопросы? Напрасно беспокоилась: я вела себя как Простообжоркина. А вопросы задавал Вадим Георгиевич:
— Рассказывайте, Софья Померанцева, чем вы занимаетесь? Кстати, красивая у вас фамилия. — Он придвинулся вместе со стулом поближе к столу и облокотился на него. В подобных случаях говорят: весь обратился во внимание.
— Я? — Мой рот был занят креветками.
— Ну не я же. Про себя я и так все знаю.
— Я работаю копирайтером в рекламно-информационном агентстве…
— И как — нравится?
— Не знаю… — На языке таяла семга, и ответ мой прозвучал невнятно: — Не особенно. Да что там может нравиться?
— Нет, вы не правы, от своего дела непременно нужно получать удовлетворение, удовольствие!.. Вот как от еды, например.
Я чуть не поперхнулась. Немедленно отложила приборы, отодвинула полупустую тарелку и оправдалась:
— Понимаете, Вадим Георгиевич, у нас в Новосибирске с гуманитарным образованием некуда податься… Не в школу же идти? Нет, вы не подумайте, я ничего не имею против школы и детей, я их люблю. А они меня абсолютно не слушаются! Меня никто не слушается — ни дети, ни собаки. Представляете, однажды я завела кокер-спаниеля — очаровательного щеночка! — но жизнь с ним превратилась в адскую пытку. Мне из-за него даже домой возвращаться не хотелось. Всюду лужи и… не к столу будет сказано… Все изгрызено, перевернуто, испорчено. Щенок был славный, ласковый, но я не сумела не то что выдрессировать его, а хотя бы убедить не таскать картофельную кожуру из мусорки. У него от очисток начиналось несварение желудка, а я плакала от бессилия… Пришлось подарить песика подруге — Ольге Костиковой, у нее более твердый характер. И мой кокер-спаниель стал как шелковый: в квартире не гадит, тапочки не жует. Оля его и чешет, и холит, спать укладывает на специальной подушке, накрытой белоснежной простыней с оборочками.
— Ну это уже извращение, — высказался Федюк.
Вадим Георгиевич был другого мнения.
— Я считаю, все, кто держит животных, — очень добрые люди. А вы, Сонечка, очень милая. Вы — прелесть! Я рад, что с вами познакомился.
Он подпер щеку кулаком, наклонил голову и посмотрел на меня совсем как тот милейший щенок — доверчивым, приязненным взглядом. Только у спаниеля глазки были черными, как бусины, а у Вадима Георгиевича — нежно-голубыми, как его рубашка… Я даже заморгала от смущения, однако подтвердила, что тоже рада знакомству.
— Выпьем за это?
— Да, пожалуй…
Федюк добавил нам виски, а сам не стал поддерживать компанию. Мы с Вадимом сблизили бокалы, и со второго глотка я неожиданно прочувствовала богатый вкусовой букет и благотворное воздействие скотча — с каждой его каплей в меня вливались новые силы и невыразимая, обволакивающая душу теплом радость. Если бы я была одна, непременно бы запела в полный голос: «Расцвета-а-ай под солнцем, Грузия-я-я моя!» Не потому что я в восторге от Грузии — я там пока еще не бывала, просто эта замечательная песня очень соответствовала моему лучезарному состоянию, высоко взлетевшему настроению…
Грузия исчезла, а Линка возникла:
— Скучаете без меня?
— А то? — подтвердил Геннадий. — Прямо совсем извелись, Элина Владиславовна, уже про собачек разговариваем.
— Про собачек? Ну-ну…
Мирошник была взвинчена: похоже, телефонный разговор ее чем-то раздосадовал. С жадностью прильнула бокалу, осушила его практически залпом, коротко выдохнула и торопливо закусила бужениной. Предупредительный Федюк мгновенно восполнил уровень жидкости в сосуде. Интересно, как Линка после выпивки собирается сесть за руль своего выпендрежного автомобиля?..
— Послушайте, Вадим Георгиевич. — Она сосредоточилась, тщательно подбирая выражения, отчего свела брови к переносице. — Я давно вам собиралась предложить… Мы ведь с вами достаточно давно друг друга знаем, дружим… По крайней мере, я вас считаю очень близким человеком!.. Почему бы нам не перейти на «ты»?
— Действительно, почему бы и нет? — Он снова обратил на меня свои полные симпатии, незабудковые глаза. — Вы согласны, Сонечка?
— Да, пожалуйста, но обойдемся без брудершафтов… без этих… пошлостей… — Мне, в отличие от Лины, не удалось найти подобающего выражения.
— Что ты имеешь против брудершафта, Софи? Вообще, что ты постоянно передергиваешь? — вскинулась Мирошник, одарив меня ледяным взглядом. — Традиции не нами выдуманы и не нам их нарушать! Вы нас поддержите, Генчик?
— Завсегда! — Рыжеватый Геннадий по-кошачьи облизнулся.
Элина скрестила руки с ним и чмокнула воздух возле его щеки. Зато к губам Вадима Георгиевича присосалась с еще пущей алчностью, чем к бокалу виски. Я отвернулась, а она пылко выдохнула:
— Все, теперь ты для меня Вадик, просто Вадик!
Просто Вадик натянуто улыбнулся, полез в пиджачный карман за носовым платком и тщательно вытер выпачканный помадой рот. Разговор после подобной демократизации отношений перестал клеиться, сделался вялотекущим. Мирошник выразила озабоченность ростом курса евро, Вадим Георгиевич, избегая смотреть на меня, выдал оптимистичный прогноз, что доллар еще подравняется. А мы с Геннадием молчали как два пенька. Экономические термины типа «инвестиции», «интервенции», «баррели нефти», «транши» и прочий дремучий лес воздействуют на меня усыпляюще… Я размечталась о том, как прекрасно было бы сейчас очутиться дома, на диване, и зевнула. Лина, в свою очередь, цапнула Вадима за запястье, глянула на его часы и ахнула. Нежнейшим голоском обратилась к нему:
