Нервы разгулялись – только и всего. Что ж тут удивительного? Она встречается с Нейвом тайком, прячась от отца. Всякий бы занервничал на ее месте!
Луна затянулась полупрозрачной вуалью облаков. Радуясь сумраку, Шелби пустилась бежать по склону холма. Лошади в ночном поднимали головы и тихо фыркали, когда она неслышной тенью пролетала мимо. Где-то вдалеке простучали колеса поезда; в небе, мигая огнями, пролетел самолет. Полной грудью вдыхая свежий запах молодой травы, Шелби сбежала по холму, пересекла вброд ручей, перелезла через забор и спрыгнула на кучу сена.
Впереди показались жилые строения. Здесь надо было быть осторожнее; с сильно бьющимся сердцем она прижалась к стене, напряженно прислушиваясь. Залаяла собака, и Шелби прикусила губу. Со скрипом отворилась дверь приземистой сторожки.
– Кто там? – прогромыхал мужской бас.
Шелби почувствовала, что еще секунда – и она рухнет замертво. Глупая собака снова залилась лаем. Шелби едва осмеливалась дышать.
– Заткнись! – приказал мужчина. – Вот чертов пес!
– Что там такое? – послышался второй голос, пронзительный и нетерпеливый.
– Не знаю, не видно ни хрена.
– Черт бы побрал эту псину!
– Суку хочет, – проговорил третий голос, низкий и сиплый, и зашелся тихим, почти неслышным смехом, перешедшим в прокуренный кашель. – Нам бы тоже не помешали горячие девочки, верно, ребята?
Шелби вздрогнула – она узнала голос. Росс Маккаллум. Этого дюжего парня с несоразмерно длинными руками она знала много лет, никогда им не интересовалась, но в последнее время начала его опасаться. Не раз уже она ловила на себе цепкий, липкий взгляд его тускло-серых глаз – взгляд, от которого внутри у нее холодело и к горлу подступал комок.
– Ладно, Джеб, играем. Ты бьешь?
– Сказал же, бью, – глубоким басом отозвался Джеб. – Ты положил пятерку, а у меня десятка.
– Так клади карту, мать твою! – взорвался вдруг Маккаллум. – Что нам, всю ночь тут торчать? Не валяй дурака – играй или убирайся!
– Что за муха тебя укусила, Маккаллум? – поинтересовался Джеб.
– Хм... это уж мое дело. Дверь со стуком захлопнулась.
– Ты в последнее время ходишь злой, словно гризли с занозой в лапе. Уж не оттого ли, что Нейв Смит пошел в гору?
Шелби застыла, сердце ее замерло в груди. Что за дело Россу Маккаллуму до Нейва Смита?
– Он, похоже, встал на честный путь, – визгливо прозвучал в пустынном дворе второй, пронзительный голос. – На приличную работу устроился, денежки откладывает. А теперь того гляди заполучит главный приз! Он ведь за дочкой судьи увивается, слыхали? Лакомый кусочек! Таких сисек, как у...
– Заткнись, Фрэнк! – рявкнул Маккаллум.
Шелби ощутила, как горячая кровь приливает к щекам. Что эта нищая голытьба о себе воображает? Как они смеют так о ней говорить?!
– Выходит, одной Руби Ди тебе мало? Это снова Джеб.
– Брось! И говорить не хочу об этой шлюхе! Из открытого окна донесся визгливый смешок.
– Понимаю, понимаю твои чувства, приятель. – Мужчина с визгливым голосом, Фрэнк, снова рассмеялся, и смех его показался Шелби мерзким, словно хихиканье дьяволов в аду. – Черт, я бы сам правую руку отдал, лишь бы попробовать, какова на вкус дочка Рыжего Коула!
– Да и я непрочь, – согласился Джеб.
Бежать, стремглав бежать отсюда! Но что-то удерживало ее на месте.
– Она себя бережет для Смита. – Опять Фрэнк. Теперь Шелби его вспомнила: тонкий, как хлыст, с сонной угреватой физиономией – мимо такого десять раз пройдешь и не заметишь. – А судья-то как бесится!
– Хватит, – жестко оборвал его Маккаллум. – Играем.
– Ладно, ладно! – хихикая, ответил Фрэнк. – А все-таки признайся, Маккаллум, стоит у тебя на нашу принцессу! Как камень стоит!
Бам! Что-то тяжело ударило по столу – кулак, должно быть.
– Заткни пасть, Фрэнк, или я тебе зубы в глотку вобью так, что через задницу вылетят! Понял?
– Да ладно тебе, Маккаллум, дай человеку подурачиться. – Джеб взял на себя роль миротворца. – Остынь, приятель. И давайте в самом деле играть. «Джека Дэниелса» мы сегодня хлебнули по полной, так что, кто выиграет, ставит всем по бутылке в «Белой лошади». Ну что, по рукам?
Несколько секунд длилось напряженное молчание. Шелби замерла, затаив дыхание, вонзив ногти в потные ладони.
– Идет, – хрипло ответил наконец Маккаллум. – По рукам.
Шелби дрожала, страшась тронуться с места. Почему, ну почему они с Нейвом не договорились встретиться где-нибудь еще? Грязные слова звенели у нее в ушах, и по спине стекал холодок страха. Будь у нее хоть капля мозгов, она повернулась бы и стремглав бросилась назад, к машине. И как она могла забыть, что сегодня пятница, а по пятницам наемные рабочие на отцовском ранчо допоздна выпивают и играют в карты, а затем отправляются в город на поиски развлечений?
«Если сбежишь – не увидишь Нейва».
Ну нет, ни за что!
Решительно расправив плечи, она скользнула вперед. Держась в тени – подальше от мертвенно-голубого света фонаря, – Шелби прокралась к конюшне, где ждала ее верная Дилайла.
Никогда, ни за что на свете она не повернет назад!
Глухо, тревожно зарычала собака. Шелби застыла, пригнувшись у забора; стук сердца громом отдавался в ушах, нервы натянулись, точно струны рояля. Она боязливо оглянулась через плечо, но дверь сторожки не открывалась, а пес... так, где же этот чертов пес? Быть может, лежит под крыльцом, в глубокой, беспросветной тени? Или бродит где-то поблизости, готовый в любую секунду выскочить из тьмы с отчаянным надрывным лаем? Да вон он, у забора, где припаркованы несколько пикапов и джипов. Шерсть на холке встала дыбом, желтые глаза в мертвенном свете фонаря горят каким-то дьявольским огнем. Он следит за каждым ее движением, но не трогается с места, не лает, даже не рычит. Страх стиснул ей горло.
«Вперед, Шелби! Давай. Не трусь, – подбодрила она себя. – Ты слишком далеко зашла – нет пути назад. Иди, Нейв ждет».
Прикусив губу, она отворила плечом дверь конюшни. Дверь громко заскрипела, и предостерегающе гавкнул пес. Дрожа, с сильно бьющимся сердцем Шелби проскользнула внутрь. Включать свет она не рискнула, но и так знала, что сбруя и седла висят на стене у окна. Нащупав кожаные поводья, Шелби сняла с гвоздя узду, ощупью проскользнула вдоль стены к стойлам и побежала на цыпочках по цементному полу к дальнему деннику, где ожидала ее любимая кобыла.
– Здравствуй, милая! Это я, – прошептала Шелби, отпирая стойло.
Глаза ее постепенно привыкали к темноте; она уже различала белые пятна на крупе Дилайлы. Знакомый запах лошадей, сена и пыли наполнял воздух.
