Алешке было приятно это слышать. Он и сам всю еду разделял на ту, что «кушать жалко», и ту, что не жалко съесть. Но сейчас ему было не до маминого борща: он устал и его одолевала дремота.
– Вот они! – разбудил его голос дяди Федора. – Разбойники!
Навстречу неслись одна за другой две машины. А за ними – небольшой микроавтобус с темными стеклами.
– Ща им будет! – злорадно прошептал Алешка.
– Посмотреть бы, – помечтала Маринка.
– А то! – сказал дядя Федор и развернулся. Ему и самому было интересно.
Недалеко от дома, в прекрасной видимости, он притормозил и остановился.
Машины въехали на участок. Автобус – за ними. Из него выскочили вооруженные люди. Четверо из них выдернули охранников из машин, бросили их на снег, другие кинулись в дом.
– Как бы Бочонок не расколотили, – посочувствовал Алешка. – Поехали спать.
Глава VIII
Маракатица
По дороге заехали к Серегиным. Папа с мамой были уже там. Ну, тут пошли обнимашки, поцелуйства. И всякие вопросы. Маринка почему-то отмалчивалась, зато Алешка развернулся:
– Ну а этот злобный такой! Весь в сосисках, круглого цвета! Я ему – раз! И тут как эта хрень выскочит! А мы уже у костра, горшочек с маслицем доедаем. А над лесом автоматы бухают. Мы – раз! – и в машину. Дядя Федор – по газам! Скажите, дядя Федор.
Дядя Федор пил чай, чихал и согласно кивал:
– Вот так все и было, как Лешка описывает. И хрень выскакивала. И сосиски в холодильник сбрасывали. И чох на меня напал.
– Ага! – подтвердил Алешка. – Я даже этот чох в колодце слышал – чуть цепь не оборвалась.
Маринка молчала и надуто хмурилась.
– Вы молодцы, – сказал Серегин-папа.
– Я бы на месте Маринки, – сказала Серегина-мама, – Алешку расцеловала.
– Я с ним не разговариваю.
Вдруг стало тихо.
– Что за новости? – с удивлением спросила Серегина-мама.
– Он меня коровой обозвал!
Тут все подумали, что наш герой застенчиво извинится. Щаз-з!
– А ты и есть корова! Не умеешь на стенки по раскладушке лазать.
– Я тоже не умею, – призналась наша мама.
– В твоем возрасте простительно, – буркнул Алешка.
Мне показалось, что все с трудом удержались, чтобы не расхохотаться. Но дядя Федор всех выручил:
– А то! Такой солидной дамочке по стенам лазать. – И тут же опять чихнул. – Это у меня от шерсти. Линяют мои родственники. И, главное дело, что по очереди. Не успеешь от одного отчихаться, уже другой поспел.
Я тут подумал: что за человек этот дядя Федор? Другой бы на его месте быстренько от таких «родственников» избавился. Не зря папа говорит, что у дяди Федора не только руки, но и сердце золотое.
– А ты, Мариша, не права, – продолжил дядя Федор. – Ты лучше не обижайся, ты лучше учись по стенкам лазать. И тогда Леха тебя не коровой будет звать, а козочкой. – И дядя Федор чихнул.
А Маринка рассмеялась:
– Мне бы еще научиться на кухню ползать. Как Оболенские.
Когда мы выходили из подъезда, дядя Федор тихонько сказал папе:
– Вы уж, Сергей Александрович, младшого-то не шибко журите. Парнишка-то молодцом.
– Я подумаю, – пообещал папа и, когда мы добрались до дома, закрылся с Алешкой в кабинете.
Мама подслушивала под дверью – не завизжит ли Алешка: «Ухи! Ухи!»
Там была тишина. А вытащить «клапан» из подслушки я при маме не решился. Да все равно Алешка мне все сам расскажет.
Но… он не рассказал, только задумчиво произнес:
– Дим, в этом деле полно белых мест и темных пятен.
Вы поняли? Вот и я тоже.
В школе новость – в младших классах новая училка по физкультуре. Прежний физрук забрал свои кроссворды и куда-то уехал насовсем. Кто-то сказал, что в Америку. Нужен он там.
– Она холостяшка, – сообщил за завтраком Алешка. – Довольно прекрасная женщина. Не какая-нибудь маракатица.
– Охарактеризовал! – хмыкнул папа. – Что еще?
– На ней прическа. И сумочка из крокодиловой шерсти.
– Это как? – заинтересовалась мама.
– Ну… не из шерсти. Из этой… из чешуи.
Вскоре выяснилось, что Лидочка (так ее прозвали ребята) довольно крутая и строгая. Выстроила свои классы по полной программе. Они у нее стали не только бегать, прыгать, осваивать кольца и турник, а даже многие (один или два) начали заниматься по утрам гимнастикой.
По вечерам она тоже долго оставалась в школе, но не кроссворды отгадывала, а сочиняла всякие новые упражнения и спортивные игры. И сидела за тем же столиком, где раньше сидел наш бывший спортсмен-кроссвордист, возле шкафа, в котором томилась Снежная королева.
В общем, она всем понравилась, а дяде Леве – особенно. Когда Лидочка проходила мимо, он вставал и отдавал ей честь. Лидочка на это сердилась.
И вот в один прекрасный день папа заехал в школу за Алешкой и отвез его в какое-то полицейское управление.
– Посадишь? – хмуро спросил Алешка.
Папа молча кивнул.
– Родного сына?
Опять кивок.
– Младшего?
– Ты посидишь там в одном кабинете и будешь поглядывать. Будут приходить разные люди. Может, кого-то узнаешь? Только в этом случае не ори «Вот он!».
– А чего орать?
– Просто запомнить и сказать об этом следователю Павлу Петровичу. Все понял?
Теперь Алешка молча кивнул.
– Повтори, – сказал папа.
Ну, Алешка повторил – кивнул еще раз, жалко, что ли?
Папа только покачал головой.
Папа оставил Алешку в коридоре.
– Только не шляйся по кабинетам.
По кабинетам Алешка шляться не стал, а по коридору – ему же не запрещали. Рассмотрел всякие плакаты, приказы, лозунги; долго простоял возле стенда с фотографиями «Лучшие офицеры нашего управления». Офицеры ему понравились. Все они были в форме с погонами и таращили глаза в объектив.
Тут кто-то тронул его за плечо.
– Оболенский? Шагай за мной.
Он привел его в кабинет, где сидел за столом следователь в обычном костюме и какой-то гражданин.
– Павел Петрович, не возражаешь, пацан тут посидит? В розыске был, сейчас родители за ним приедут.
– Да пусть сидит. – Следователь глянул на Алешку: – Только не болтай, ладно?
– Ногами? – уточнил Алешка.
– Языком.
