– Я интересовалась у твоей сестры, как себя чувствует единственная девочка среди толпы братьев.
Генрих усмехнулся:
– Привилегированно, во всех смыслах.
– Ты часто дергал мои косички, – напомнила Эмма, – и швырял в меня лягушками.
– А еще катал тебя на своем пони и возил в торговые ряды Анжера, чтобы купить ленточек и пирожков.
– Это правда. Я уже сказала госпоже герцогине, что ты был добр ко мне.
– А я сообщила Эмме, что теперь, когда она живет в моем доме, может больше не беспокоиться о своих косичках и не бояться лягушек – зато ленточки и пирожки останутся.
Генрих удивленно посмотрел на жену:
– Это что – предостережение?
Алиенора вздернула брови:
– Это вам решать, муж мой.
Генрих хотел было ответить, но тут дворецкий привел в комнату какого-то путника средних лет в промокшем дорожном плаще.
– Кто это? – спросила Алиенора.
– Мой дядя Рейнальд, граф Корнуэльский. – Шутливое настроение Генриха мигом исчезло, он насторожился, как терьер, взявший след. – Что он здесь делает?
Алиеноре не раз доводилось слышать, как Генрих с любовью отзывался о дяде, своем главном оплоте в Англии. Незаконнорожденный сын прежнего короля Генриха от одной из многочисленных любовниц и преданный поборник императрицы. Граф совершил опасную морскую переправу в ненастную погоду, а это означало, что все серьезно.
Граф направился прямо к сводной сестре-императрице и опустился перед ней на колено. Алиенора сразу отметила сильное сходство между ними – одинаковый пронзительный взгляд серых глаз, одинаковые решительные подбородки.
Матильда поцеловала брата и подняла с колен, а тот сразу повернулся, чтобы поздороваться с племянниками и Алиенорой. Он кольнул ее своей бородой, когда поцеловал в щеку в официальном приветствии, губы у него были ледяные.
– Что произошло? – спросил Генрих, сразу переходя к делу.
Взяв у слуги кубок пряного вина, Рейнальд подошел к горящему камину.
– Защитники Уоллингфорда в отчаянии, – заговорил он. – Если ты не приедешь сейчас, мы потеряем наш плацдарм в Англии. Отступать дальше нам некуда, а если оставить это дело до весны, то будет слишком поздно. Даже такие стойкие воины, как Джон Маршал
[32]
, держатся из последних сил. Мы близки к победе, но рискуем потерять все, за что боролись. Стефан остался один, он сейчас уязвим из-за смерти жены, которая и была его хребтом, но эта потеря также означает, что он бросил все силы на последнюю попытку сломить нас. Ты нам нужен. Я бы ни за что не вышел в море в такое время года, если бы не важность и срочность твоего приезда. Ты же знаешь, как я ненавижу воду.
Генрих, ни секунды не колеблясь, кивнул:
– Я поеду. Начну сборы немедленно, и отчалим, как только буду готов.
Алиенора почувствовала гордость за своего молодого мужа. Перед ним возникла проблема, и он тут же бросился ее решать. Она также заметила, как старшие мужчины ему подчинялись. Он обладал уверенностью, которая была не просто врожденной чертой характера, а пришла с опытом.
На лице Рейнальда Корнуэльского постепенно проступал румянец, взгляд стал менее напряженным.
– Графу Лестеру не терпится встретиться с тобой. Быть может, удастся уговорить его не вмешиваться в конфликт или перетянуть на свою сторону. То же самое с Арунделом, но они и шагу не ступят, если лично не повидаются с тобой. Их тревожит идея принять наследника Стефана в качестве будущего короля.
– Ничего удивительного, – бросил Генрих, скривив губы.
– Тебе нужно раз и навсегда доказать всем, что ты единственный кандидат на трон. Это тот случай, когда тебя ждет либо успех, либо провал.
– До сих пор я не знал провалов, – ответил Генрих, – и не намерен узнать их сейчас. Не такое будущее я планирую для своей династии.
Генрих допоздна обсуждал план действия со своими рыцарями и воинами. Алиенора ушла спать и скоро погрузилась в глубокий сон, но проснулась, когда муж вернулся перед рассветом. Ее сразу затошнило, и она бросилась в уборную, где долго стояла над дырой, пока ее рвало желчью.
Генрих, в одной рубашке и подштанниках, поспешил к жене и придерживал ей волосы у лица.
– Что случилось? – всполошился он. – Позвать твоих женщин?
– Ничего не случилось, – задыхаясь, ответила Алиенора, когда смогла говорить. – Наоборот, я подозреваю, что все очень хорошо. – Желудок еще бунтовал, но ей удалось выпрямиться. – Не принесешь мне вина?
Он тут же исполнил просьбу и себе налил бокал при свете единственной лампы. Алиенора пила мелкими глотками, не торопясь, а Генрих смотрел на нее с вопросом во взгляде, ожидая, что она заговорит, хотя, как подозревала Алиенора, уже обо всем догадался.
– Пока мало прошло времени, но, кажется, я ношу ребенка, – объяснила она. – Я пропустила два кровотечения, а последние несколько дней чувствую себя неважно. Похоже, наши молитвы о наследнике услышаны как раз накануне твоего отъезда. Я, разумеется, надеюсь, что меня стошнило не по другой причине.
Генрих отставил бокал, потом забрал у нее вино и нежно заключил жену в объятия.
– Чудесная новость. Ты знаешь когда?
– В конце лета или в начале осени, я не совсем уверена.
– Ты делаешь мне честь. – Он ласково ее поцеловал. – И правильно поступила, что рассказала мне сейчас.
– Лучше так, чем писать тебе в Англию.
– Это великий дар. – Лицо его осветилось улыбкой. – Теперь у меня больше оснований добиться успеха ради моего сына.
Алиенора прикусила губу. Не каждый ребенок – сын, но каждый мужчина ждет, что его жена исполнит свой долг, родив именно сына.
– Есть какой-нибудь способ избавиться от тошноты?
– Пища, – ответила Алиенора. – Простая еда. Немного сухого хлеба с медом.
Генрих направился к двери и гаркнул приказ. Заспанный слуга, пошатываясь, ушел, а затем вернулся с тарелкой хлеба и горшочком меда. Все это Генрих взял из его рук и поднес жене. Сидя скрестив ноги на кровати, он кормил ее маленькими кусочками и смотрел, как женщина их проглатывает. В паузах Алиенора чувствовала то тошноту, то голод, и все закончилось тем, что она, как ненасытная обжора, съела все до последней крошки. Генрих взял ее руку и слизал мед с пальцев, отчего у нее по спине пробежала дрожь.
– Приляг. – Он похлопал по постели с радостным блеском в глазах.
Алиенора искоса взглянула на него, но послушалась.
