– Вилли, ради Бога, не делай глупостей. Ведь этим ты разрушишь карьеру не только мистера Парнелла, но и свою.
– Кого же это волнует моя карьера?! Тебя? Да она не волнует тебя ни на йоту. А что касается твоего драгоценного мистера Парнелла, так предоставь ему самому выбираться из этого скандала, если ему это удастся, конечно.
Китти О'Ши, Китти О'Ши… Измученная и обессиленная она лежала после ухода Вилли в постели, и ей все время казалось, что она продолжает слышать всякие непристойности. Китти О'Ши. По словам Вилли, такое имя может принадлежать женщине легкого поведения из мьюзик-холла. Какой же негодяй придумал его? Кто-нибудь из партии Чарлза? Наверное, это случилось в тот самый день, когда они с Чарлзом входили в отель на Каннон-стрит и она так боялась, что их кто-нибудь увидит. Да и сам Чарлз признался ей, что кое-кто из его партии догадывается, что у него где-то есть женщина.
Какой непоправимый вред будет нанесен Чарлзу, если Вилли исполнит свою угрозу! И еще. Почти все члены его партии – католики и находятся под пятой у своих священников и епископов. К тому же, помимо религиозной нетерпимости, в любой партии, какую бы политическую направленность она ни имела, всегда найдется полным-полно завистников, готовых ради своего тщеславия пойти на любую подлость. И многие обрадовались бы, увидев Чарлза Стюарта Парнелла низвергнутым со своего высокого пьедестала! Как быстро они забудут, сколько он сделал для их страны… Во всяком случае, намного больше любого другого за последние полвека, а может быть, больше всех их, вместе взятых.
Ирландия. Страна, где любят мучеников.
Кэтрин резко приподнялась на кровати. Чарлз Стюарт Парнелл ни за что не займет свое место в этой длинной веренице мучеников. Даже если ей придется сделать нечто из ряда вон выходящее, она остановит эту несправедливость и не позволит ей свершиться!
Первым делом она уволила мисс Гленнистер с ее лукавыми взглядами и двусмысленными усмешками.
– Ну мамочка, почему мисс Гленнистер должна уйти? – спрашивала Нора.
Кармен, доброе сердечко, была искренне расстроена, Норе же это было только любопытно. Казалось, она тоже недолюбливала мисс Гленнистер.
– Мне захотелось подобрать вам более подходящую гувернантку, дорогая.
«Кто же согласится служить в доме с такой печально известной репутацией», – подумала она про себя.
– А почему мисс Гленнистер не подходит нам, мамочка?
– Она плакала… – прошептала Кармен.
– Почему, когда ты увольняла ее, то нарядилась в свое самое лучшее платье? – спросила Нора.
– Это вовсе не лучшее мое платье.
– Ну, оно мне нравится больше всех. И твоя шляпка со страусиным пером. Ты поедешь в Лондон?
– Да, но ненадолго. Ведите себя хорошо и ложитесь спать, когда вам скажет мисс Гленнистер.
– Но она же будет собирать свои вещи.
– Еще неделю она побудет здесь… хотя едва ли…
– Мамочка, ты такая красивая! Ты увидишься с папой?
– Именно для этого я и еду в Лондон.
– А ты скажешь ему о мисс Гленнистер? – спросила Нора, накручивая на пальчик изящный локон. – Он не станет возражать, потому что она не нравится ему.
– Нет, нравится, – вмешалась Кармен.
– Нет, не нравится. Я сама видела, как в прошлое воскресенье он ущипнул ее по дороге в церковь.
Кэтрин не была в апартаментах Вилли с того вечера, как они ужинали с мистером Чемберленом. Она боялась того, что может узнать о муже. В его комнатах все оставалось по-прежнему. Сам Вилли оказался дома. Он даже – довольно, впрочем, иронически – изобразил радость при виде ее. Выглядел он превосходно, она тоже. Ясно, что она как следует позаботилась о своей внешности, как, собственно, делала обычно с тех пор, как стала запросто заходить к своему мужу.
– Вилли, я пришла, чтобы убедить тебя не принимать скоропалительных решений. Когда ты ушел, мне и в самом деле показалось, что ты намереваешься реализовать свою совершенно безумную идею с дуэлью.
– Но я действительно собираюсь вызвать Парнелла. Только что я закончил письмо к нему. Хочешь взглянуть?
Он протянул ей письмо, она осторожно взяла листок у него из рук и, не веря своим глазам, прочитала следующее:
Сэр.
Прошу Вас оказать мне огромную любезность встретиться со мной 10 числа, когда Вы будете в Лилле или еще в каком-нибудь городе на севере Франции – на Ваше усмотрение. Дело не терпит отлагательств. Буду премного обязан, если сегодня в час дня Вы дадите мне знать о названии гостиницы, в которой Вы остановитесь. Желательно было бы получить Ваш ответ незамедлительно, чтобы, не теряя времени, я мог условиться с сопровождающим меня другом.
Кэтрин собралась было разорвать этот листок на мелкие кусочки, но Вилли быстро вырвал его у нее из рук.
– Если ты сделаешь это, я напишу еще одно точно такое же письмо, – проговорил он.
– Вилли, не надо этого делать!
– Почему?
– Потому что это будет чудовищной ошибкой. Неужели ты собираешься выставить на посмешище не только себя, меня и мистера Парнелла, но и всю ирландскую партию?
– К черту эту ирландскую партию! Меня интересуют только мои права! То, что принадлежит мне, – это мое, под этим я подразумеваю и тебя.
– Неужели? – медленно произнесла Кэтрин. – Тогда, наверное, это касается и денег тетушки Бен, и дома, который она столь любезно купила для твоей семьи. Что же ты будешь делать без всего этого? Кормить семью на свои заработки?
Его лицо побагровело.
– Дело почти сделано. Письмо будет отправлено.
Она понимала, что Вилли зашел уже слишком далеко.
– Ну и посылай свое глупейшее, идиотское письмо! – вскричала она, и слезы ярости выступили на ее глазах. – Давай, разыгрывай свою сумасшедшую мелодраму. У тебя это всегда отлично получалось! Но не надейся, что твоя нога еще хоть раз ступит в этот дом. Не забывай, он принадлежит мне!
Кэтрин понятия не имела, где в этот раз остановился Чарлз. Она поехала в отель на Кеппел-стрит, чтобы навести хоть какие-нибудь справки, но не добилась ничего, кроме наглого оскорбительного взгляда от мужчины за конторкой, и поэтому не осмелилась продолжать свои поиски. Она страшно беспокоилась за Чарлза: ведь ему может быть нанесен непоправимый вред! В парламенте его тоже не оказалось. И Кэтрин ничего не оставалось, как вернуться обратно домой и провести бессонную, кошмарную ночь.
Аромат роз ворвался в распахнутое окно, и впервые за время этой ужасной комедии она задумалась о не родившемся еще ребенке. «Да защитит его Господь», – в отчаянии молилась она.
В течение целых двух дней она не получала никаких известий. Сорок восемь бесконечных часов… По утрам она читала вслух тетушке Бен и, очевидно, поступала правильно, ибо старая леди перестала жаловаться и не ворчала. Кэтрин отдавала распоряжения слугам, беседовала с детьми, укладывала их спать, разбирала корреспонденцию, бесцельно бродила по саду до наступления темноты и ждала, ждала. Она одновременно и боялась, и надеялась, что Чарлз все-таки объявится.
