— Не уходи. Ты так расстроена. Подожди, успокойся!
Я вернулась на место, сделала глубокий вдох, постаралась взять себя в руки, а падре тем временем вытащил из-под своего кресла камеру.
— Можно тебя сфотографировать? — Не дожидаясь ответа, он ослепил меня вспышкой.
Я вихрем умчалась к своей машине и на бешеной скорости полетела в объятия тетушки. За чашкой вечернего чая я пересказала ей странную беседу с почитаемым ею преподобием и намекнула, что безоговорочно верить ему, пожалуй, не стоит.
— Наш приходский священник — благороднейший человек! Как ты смеешь его чернить?!
Негодование тетушки было так глубоко, что на стол она подала лишь листья салата с собственного огорода, которыми мы и поужинали перед ранним отходом ко сну.
Утром моя двоюродная тетушка приготовила завтрак из горячих бриошей и cafe au lait
[8]
, что я сочла верным признаком примирения.
— В выходные младшая дочь с зятем приедут меня проведать, — радостно сказала старушка, наполняя мою чашку кофе. Выразить восторг по поводу предстоящей встречи с родственниками я не успела. — А зять — большой ценитель красоты, — продолжила тетушка. — Даже слишком большой ценитель. Поэтому я буду тебе признательна, если ты уедешь сегодня.
Она окунула краешек мягкой сладкой булочки в кофе, подождала ровно столько, чтобы тесто слегка — не чрезмерно — пропиталось жидкостью, и изящно откусила.
Приняв меня в своем доме, тетушка проявила великодушие, однако я внезапно превратилась в чужака, угрожавшего разрушить ее мир. Мне оставалось лишь уехать. Что я и сделала сразу после обеда, пустившись в долгий путь, чтобы успеть к ночному парому на Англию. По дороге я столько раз засыпала за рулем, что вынуждена была съехать на обочину и отдохнуть. Время близилось к полуночи, когда я добралась до порта и вырулила прямиком в паромный трюм, раззявленный, словно китовая пасть. Команда подгоняла меня криками и жестами, затем подняли трап, и паром отчалил. Впервые в жизни я была свободна. Мне бы ликовать, однако свобода означала, что я стала бездомной, безработной и безмужней. Я не испытывала ничего, кроме страха.
4. Лорд и Любовник
Перед лицом Господа (и кое-кого из смертных) я поклялась оставаться в браке до последнего вздоха; тем удивительнее было оформлять развод — и ощущать себя очень даже живой. Я поставила знак равенства между свободой и счастьем, но каждый день моей независимости увеличивал пропасть моего одиночества. Оказалось, что свобода имела смысл исключительно в сочетании с моей любовью к Юристу. Уверенная, что пылаю любовью, я подыскивала в Лондоне гнездышко для наших свиданий. В Найтсбридже нашлась милая квартирка, и Юрист прислал чек, чтобы внести задаток и месячную ренту. Поскольку предыдущие жильцы собирались съехать лишь через пару дней, моя сестричка, только что получившая свидетельство о разводе со Змееловом, пристроила меня к своей лучшей подруге Анне.
Известный тренер по верховой езде, Анна снимала домик в огромном поместье, где и приняла меня с распростертыми объятиями. Мое семейное положение ее ни в малейшей степени не волновало. День стоял сентябрьский, жаркий, и залитые солнцем поля вокруг ее коттеджа казались декорациями к художественному фильму: вековые деревья, шелк высокой травы, пляшущая над рекой в предвечерних лучах мошкара. Анна устроила вечеринку для своих подопечных, наездников мирового класса, которых она тем летом готовила к олимпиаде, и границу ее владений отмечали «рейндж-роверы» и открытые авто. Мне и в голову не пришло присоединиться к их празднику жизни; я издали смотрела, как они готовились к гонкам на дряхлых весельных лодках.
Спортивного вида, хотя и заметно зрелых лет мужчина в плоской твидовой кепке уже забрался в лодку и держал весло на манер гондольера. Женщины-наездницы тоже попрыгали в лодки и схватились за весла, демонстрируя боевой дух. На полпути к противоположному берегу лидировал хохочущий гондольер. Собственно, хохотали уже все участники любительской регаты, но своего пика хохот достиг в тот момент, когда лидер начал тонуть. Его лодка медленно наполнялась водой, а что-либо сделать он был бессилен.
Моя сестричка, одиноко сидевшая на стоге сена, как и я, не принимала участия в общем веселье. Неделю назад она оставила место няни в каком-то титулованном семействе и сейчас выглядела такой грустной, что я уж было кинулась к ней — утешить, да только меня опередили. При виде изысканного молодого человека в потрепанном кашемировом свитере моя сестра ожила, засветилась и засмеялась, откинув голову, а незнакомец осторожно убрал ей за ухо прядь золотистых волос. Сцена слишком напоминала любовную, чтобы вторгаться, и я вернула внимание цирку на воде.
— Вы кто? — раздался голос у меня за спиной.
Голос принадлежал гондольеру в промокших до бедер брюках. Я назвалась и повторила тот же вопрос.
— С Анной работаете? — продолжил он вместо ответа.
— Нет. Я не езжу верхом.
Это было смелое признание, учитывая, что слово «наездник» разве что не было написано на лбу у моего собеседника. Даже ноги он ставил так, словно сидел в седле.
— Ну а шоколадный торт, надеюсь, едите?
— Конечно, — кивнула я, и мы пошли в конец очереди за тортом.
— Дорогой! Да ты насквозь промок! — Женщина из очереди, с длинными светлыми волосами и скрежещущим смехом, обняла гондольера за плечи, ладонь ее приклеилась к шее, где у него кончались волосы, и комаром присосалась к его щеке.
Оказавшись третьей лишней, я попятилась от парочки с их фамильярностью, щедро наполнила тарелку клубникой и тортом и отправилась на поиски сестры. Обнаружив ее в обществе все того же высокого мужчины, я устроилась прямо посреди луга и занялась ягодами — наверняка последними в сезоне, судя по их медовой сладости.
— Куда вы исчезли? — Гондольер Без Имени вновь высился надо мной.
— Не понравилась вашей жене.
— Она мне не жена. Как насчет вас? Вы — жена?
Один вопрос без ответа был за мной. Кивнув в сторону своей сестры, я спросила:
— Знаете этого парня?
— Знаю. А вы — эту девушку?
— Знаю.
Спустя десять минут мы вчетвером ехали в «лендровере» — сестра на переднем пассажирском месте, рядом со своим приятелем Гарри, а я сзади, с гондольером, пытавшимся завладеть моими ладонями — жестом одновременно очень интимным и до странности официальным. Ухабистая проселочная дорога сменилась ровной: мы катили по выложенной каменными плитами подъездной аллее к родовому замку из тех, за вход в которые туристы платят деньги, а на осмотр тратят целый день.
Через боковую дверь Гарри провел нас в темно-бордовую комнату, где столик на колесах ломился от бутылок с напитками на любой вкус. Я бы предпочла шампанское, но сестра захотела джин с тоником, и я присоединилась. Мужчины выбрали водку со льдом и уже нарезали последний лимон, когда в комнату вплыл дворецкий.
