* * *
— Нам вас не хватало, — с улыбкой сказала администратор.
Она меня не забыла, что радовало, но у меня упало сердце, когда ее профессиональная безмятежность сменилась растерянным взглядом.
— Что? Мне не заказали номер?
— Номер заказан, но… мы его редко предлагаем. Видите ли, отель полон… — Виновато склонив голову, она протянула мне ключ.
Комната под крышей, с застекленным люком в покатом потолке, смахивала скорее на студенческую мансарду. В любом другом здании в самом сердце Парижа она показалась бы романтическим пристанищем, но в шикарном отеле ее минимализм был горек и кричал о переменах к худшему. Под дверью обнаружилась записка. «Немедленно приходи в номер 1200», — было написано почерком Миллиардера. Вновь президентский номер 1200. Я восприняла это как благоприятный знак. Наскоро причесавшись и надев одно из платьев от Валентино, я помчалась по его зову. С колотящимся сердцем нажала кнопку звонка, очень надеясь, что Миллиардер по своей привычке заставит меня ждать и я успею отдышаться, но на сей раз он открыл дверь без промедления.
— Как ты? — Миллиардер опустился в глубокое кресло.
Он был спокоен — настолько спокоен, что и не определишь, какие чувства им владеют. Взъерошил уже хорошо взъерошенные волосы. Не в силах ответить той же невозмутимостью, я села, забросила ногу на ногу, затем сменила позу. Щеки у меня пылали.
— Всегда любил тебя в этом платье, — сказал он.
— Спасибо.
— Чашку чая?
Когда он впервые предложил мне чаю, я была пышнотелой, полной оптимизма девушкой, отважно встретившей его взгляд. Любовь, тревога и желание наградили меня стройностью — но и неспособностью смотреть ему в глаза. Подали чай. Миллиардер попросил разлить по чашкам. Я потянулась к чайнику.
— Каждый день о тебе думал. Хочу тебя, — сказал он.
Мы любили друг друга прямо на ковре, так и не прикоснувшись к чаю.
Гораздо позже, в уюте позолоченного, под балдахином, ложа, он шепчет «Я люблю тебя». В ответ я шепчу те же слова. Ничто не изменилось. Мы такие же, как прежде.
А потом мы вместе принимали душ и я мечтала добиться от него обещания совместного будущего, но напрямик спросить не посмела — пошла в обход:
— Когда тебя нет рядом, наши отношения живут в моих мыслях.
— Там им самое место, — отозвался он, намыливая ноги, не желая заглатывать крючок.
— Но я хочу видеться чаще!
Весь в мыле, он неистово тер мочалкой спину.
— Никто не смеет на меня давить. Только я — хозяин своего времени.
Все вдруг стало так знакомо — в наихудшем смысле знакомо.
— Другими словами, ты вообще не хочешь меня видеть.
— То же самое твердила жена. Хорошие были дни. Я всегда считал, что прошлое лучше будущего.
— Лучше, чем сейчас?
— Нет, чем сейчас — не лучше.
Он завернул нас обоих в пушистое белое полотенце, и мы вышли из душа. А потом я лежала на кровати и смотрела, как он собирается к ужину.
— У меня сегодня тридцать человек. Так что давай-ка ты иди к себе, а я позвоню, когда вернусь.
Я послушалась беспрекословно. Принимая мой прощальный поцелуй, он шепнул:
— Помни: ты никогда не будешь одна.
После роскоши его номера мой чердак показался розовой шляпной коробкой. Я устроилась на кровати с книгой — дожидаться возвращения Миллиардера, но часы шли, и дремотные волны стали накатывать на меня. К полуночи, отчаянно пытаясь не уснуть, я забралась на стул и высунула голову в окно — освежиться и подышать прохладным воздухом. Я разглядывала людей на булыжной площади перед отелем, струи дождя в желтом свете фонарей, от которого блестели улицы. У входа в отель сверкал ряд черных лимузинов, и водители открывали двери для своих элегантных пассажиров, скользивших к авто под арками зонтиков в руках насквозь мокрых слуг. Без четверти час. От Миллиардера все еще ни слуху ни духу. Вера в то, что он вернется, таяла, и, чтобы ее подкрепить, я заказала сэндвич, бокал шампанского — и моментально уснула.
Когда зазвонил телефон, я подпрыгнула на кровати и краем глаза уловила горящие красные цифры на часах: десять минут третьего.
— Алло!
— Спишь?
— Нет, — ответила я сонно.
— Я тебя разбудил?
— Не совсем, — возразила я, но никого не обманула.
— Спокойной ночи. — И он отключился.
* * *
На следующий день Миллиардера я не видела и не слышала: похоже, мне объявили бойкот в качестве наказания за то, что сдалась на милость сна. Я сама поверить не могла, что уснула, ведь больше всего на свете мне хотелось быть с ним. Чтобы заставить его поверить, что он мне нужен, я провела четыре дня взаперти в розовой шляпной коробке в компании книг и сэндвичей. Все ждала его звонка. Каждый вечер официант доставлял мне великолепную еду и вино на изящном сервировочном столике, накрытом для одной персоны, и каждый вечер я думала, как это печально — пить в одиночестве и спать в одиночестве в самом сердце Парижа или в любом другом месте. Ближе к ночи я отваживалась улизнуть в спортивный центр при отеле и плавала, вновь совершенно одна, в бассейне, отделанном в греческом стиле, с дорическими колоннами, расписными стенами и классической музыкой, звучащей откуда-то из-под воды. Вся эта умиротворяющая роскошь не утоляла остроты одиночества и тоски. Я упорно оставляла сообщения для Миллиардера, и он наконец позвонил — на пятый день в одиннадцать утра.
— Как дела? — по возможности радостно спросила я.
— Очень занят.
— У меня та информация, что ты просил.
— A-а, инфо-ур-мация.
Прононс а-ля инспектор Клузо на этот раз прозвучал далеко не так смешно.
— Если встретимся за ужином, там и отдашь. Позже позвоню. — Миллиардер положил трубку.
Теперь, когда меня ожидало свидание, я смело покинула отель, шагнув в затянутый низкими облаками, сырой парижский день. На Елисейских Полях увидела рекламу выставки Тициана в Гранд-Паласе. Посреди рабочего дня посетителей в залах оказалось немного. Окунувшись в тициановскую синь, я любовалась его Мадонной и чувственной Венерой, размышляла о том, как мужчины любят женщин, и о том, как мужчины любили меня. И поняла, что ни один из мужчин, которых я любила, не видел во мне ничего, кроме того, что ему требовалось, а при взгляде на Венеру не приходилось сомневаться, что именно требовалось мужчинам. Впервые в жизни забрезжила мысль: если я хочу, чтобы мужчина увидел во мне что-то помимо внешности, то я сама должна открыть ему глаза.
Меня осенило: слишком долго я была покорна и позволяла собой помыкать. И я помчалась — к отелю, через вращающиеся двери, вверх по мраморным ступеням лестницы, этаж за этажом, до самого номера Миллиардера, вновь и вновь мысленно проговаривая предстоящую беседу. Каждый шаг вливал в меня отвагу, решимость бросить ему вызов, заявить, что хочу быть с ним не тайными мгновениями в роскошных уголках, но постоянно и в самом обычном доме.
