Каждую минуту бодрствования Лорд проводил в Нью-Йорке со мной, но мне не составляло труда держать дистанцию: моими мыслями владел Умнейший Мистер Икс. Он не позвонил ни на той неделе, ни на следующей, но мог ведь позвонить, и я надеялась. Мне нравилось находиться рядом с Лордом теперь, когда я больше не жаждала его любви, и, хотя было в этом удовольствии нечто извращенное, я чувствовала себя все увереннее, гуляя с ним по Манхэттену, зная о его страсти и не уступая ей. Независимость моя и недоступность убедили Лорда в истинности его любви ко мне, и в очереди на вход в статую Свободы он шепнул:
— Выходи за меня замуж.
Я была готова и к предложению Лорда, и к своему отказу, но, услышав эти слова, почему-то страшно разволновалась и не нашлась с ответом. Тем вечером на ступенях своего дома, под заинтересованным взглядом портье, я позволила прощальному поцелую Лорда затянуться немного дольше.
Ситуация будоражила. Едва переступив порог своей квартиры, я бросилась звонить Эринуле с просьбой утром встретиться.
— Ну и выходи за него. Подумаешь, гораздо старше — что с того? — сказала она, заказывая третий кофе.
— Я думала, все мои чувства к нему в прошлом.
— Э-э, нет, он тебя цепляет. Ты дергаешься, когда о нем говоришь.
— Правда? Все равно это не значит, что я его люблю.
— Значит или не значит — понятия не имею. Одно точно: если б он тебе не нравился — послала б ты его куда подальше. И предложения никакого не было бы.
— В свое время я и вправду хотела выйти за него.
— Обычное дело. Мы годами ждем, чтобы он сказал «выходи за меня», а стоит нам разлюбить — он тут как тут, поливает предложениями направо и налево.
— Ох, какая неразбериха.
— Да уж. Платит-то он, верно? Значит, выбора у тебя нет, куколка. Если, конечно, квартирку хочешь сохранить. Тридцатый этаж как-никак. В смысле — ты не очень-то утруждаешься, как я понимаю. В твоем доме никто меньше полмиллиона не зарабатывает, и это после всех налогов. Так что валяй, соглашайся. Скажи своему Лорду, что выйдешь за него, только с датой свадьбы потяни. — Она закурила следующую сигарету. — А с дипломом в кармане — отставку дашь, и все дела.
— Ни за что он не платит.
Эринула задумчиво выпускала дым.
— Так. Уточним: Лорд ни за что не платит.
— Нет.
— И ты не хочешь его видеть?
— Во всяком случае, не в том смысле, в каком этого хочет он.
— Эй, куколка, да у тебя совсем другие проблемы. Наплюй на старикана, дуй прямиком к психоаналитику. Хм. Говоришь, настоящий лорд? — Она глянула на мой недоеденный кусок морковного пирога. — Больше не будешь?
Я подтолкнула к ней тарелку, и Эринула вонзила вилку в сливочный сыр.
— Дело не в том, что он настоящий лорд. Он замечательная личность, он доказал, что человек способен меняться. Может, мне и стоит выйти за него.
— Благодарю, милорд. — Эринула передразнила мой английский акцент. — Благодарю, что берете меня.
— Мы не будем заниматься любовью.
— Как скажешь, куколка. Но мой тебе совет — средства защиты держи под рукой, потому что его сиятельство пролетел три тысячи миль не для того, чтобы поглазеть на статую Свободы.
И тем не менее лишь этим Лорду и пришлось ограничиться: я не сумела уговорить себя сказать «да», хотя и знала, что всегда буду по-своему любить его, что он всегда будет по-своему любить меня.
7. Актер и Режиссер
В Нью-Йорке рано или поздно разговор заходит о деньгах. Поскольку объяснить источник моих было непросто, я избегала знакомства с другими жильцами дома. Однако моему добровольному отшельничеству пришел конец в тот день, когда я не успела угнать лифт перед носом у соседей.
— Вы у нас новенькая, верно? — спросила женщина, чью восхитительную бледность подчеркивали черный глянец волос, черный обтягивающий наряд и черные же аксессуары.
— Примерно полгода как въехала. — Я любовалась ее сумочкой от Биркин.
— И мы до сих пор не состыковались? Невероятно, — произнес ее муж с акцентом, вынесенным из неведомой страны.
Муж был низенький, толстый и с виду робок — в отличие от жены, до невозможности худосочной и резкой. Назойливостью, к счастью, не отличался ни один из них. Лифт остановился на нашем этаже, мы направились к своим дверям, и я уж было решила, что спасена, когда женщина вдруг обернулась:
— Заглядывайте как-нибудь на ужин.
— А почему не сегодня? — предложил ее муж.
Причины для отказа не нашлось, и спустя полчаса я уже восхищалась в их пентхаусе мебелью 20-х годов и великолепным видом на Парк-авеню.
— Чем занимаетесь? — поинтересовался Макс, развалившись на диване под картинами Гогена, Моне и Модильяни.
— Учусь.
— Что изучаете? — продолжал он, подчищая кешью из приличных размеров вазы.
— Современное кино.
— Карла, слышишь? Она в кинобизнесе!
— Ух ты! Режиссура? Или продюсируете? — Карла принесла бутылку шампанского «Кристал» и три бокала. — Макс! Кешью?! Триста калорий на унцию. — Она укоризненно закатила глаза и повернулась ко мне. — Прошу прощения. Вы сказали — актриса? Бог ты мой! Макс, правда ведь, она и похожа на актрису?
— Я студентка. Только что посмотрела четырехчасовой шедевр Торелли.
— Значит, о Винченцо Лаборио слыхали? — спросила Карла.
— Оператора Торелли? Который эту эпопею снимал?
— Точно. Макс, давай пригласим его на ужин.
Немыслимо, но Карла тут же вызвонила одного из величайших кинематографистов мира, который не заставил себя ждать, явившись к ужину с целым пакетом деликатесов из дорогого японского ресторана, расположенного напротив нашего дома.
— Знаю, знаю, что ты обожаешь их лососевые лепешки с икрой, — приговаривал он, по-хозяйски орудуя на кухне Карлы.
— А еще он знает, что повар из меня никудышный. — Карла подмигнула мне.
— Не верьте. Она фантастически готовит, просто ленится, — возразил Макс, выкладывая еду на тарелки тончайшего итальянского фарфора.
Винченцо, обладатель всклокоченной шевелюры, широкой улыбки и озорного взгляда, был далеко не молод, но полон юношеского энтузиазма, когда разговор зашел о ракурсах в работах Торелли — теме моего реферата по кино.
После ужина я помогала Карле приготовить жасминовый чай.
— Винченцо от вас без ума, — прошептала она почти восторженно (Верхний Ист-Сайд перебора в проявлениях чувств не приемлет). — Вы должны увидеть, как он работает, и познакомиться с его режиссером.
— А режиссер возражать не будет?
— Возражать? Шутите? Я ему передам, что вы придете.
