Тем летом, когда мне исполнилось семнадцать, жара распалила жажду мужской компании. Долгие горячие дни смягчили даже маму, она разрешила нам прогуливать мессы и часами жариться голышом на плоской крыше террасы позади нашего дома. Уроженка Средиземноморья, мама обожала тепло почти так же, как Господа. Я готовилась к выпускным экзаменам, сестра — к вступительным на курсы медсестер, и мама, устроившись между нами, проверяла обеих по очереди. Поначалу сестра выбрала колледж искусств, но столь ненадежный способ заработать на хлеб насущный сильно тревожил маму. Медицина оказалась подходящей альтернативой: сестра была терпеливой и чуткой сиделкой для умирающего отца. Восхищаясь сестрой, так стойко принявшей путь, далекий от ее истинного призвания, я мучилась страхом, что и мне будет заказана театральная стезя.
— Секретарши нужны всегда, — говорила мама, стоило только упомянуть при ней слово «актриса». — Если девушка умеет печатать на машинке, она без работы не останется.
Я подала заявление на курсы секретарш, но меня постоянно преследовал образ одной моей рыжей соученицы из школы при монастыре. Все знали, что она готовится к поступлению в Оксбридж. В гордом одиночестве она проводила вечера за учебником и бесчисленными пакетами чипсов. Я знала, что мое место рядом с ней.
Мне нечего было возразить маме, настаивавшей, чтобы я получила профессию, которая обеспечит стабильный доход. Конечно, ей хотелось, чтобы дочери не нуждались, а заработки секретарши и медсестры и впрямь позволили бы не позорить себя покупкой ношеных туфель, не позволяя, однако, вести жизнь декаданса и греха. То дивное лето, казалось, нам послали в качестве утешения за уготованное будущее. Каким блаженством было валяться бок о бок с мамой и сестрой, болтать обо всем на свете и впитывать солнце обнаженным телом. Жаль только, что в остальном наша жизнь мало чем изменилась: литургия по воскресеньям, мистер Ти дважды в неделю.
Он стучал в заднюю дверь, и еще раз стучал, и лишь затем окликал с театральным пафосом:
— Леди? Девочки?
Прикрыв полотенцами грудь, мы подтягивались к краю крыши, и наступал мой самый любимый момент, когда мистер Ти еще не знал, что мы его видим. Секунду спустя мама отзывалась со своим певучим французским акцентом:
— Мы здесь, наверху, мистер Ти. Я возьму у вас все самое свежее.
Мистер Ти улыбался, и к блеску его темных глаз добавлялась вспышка от золотой коронки. Я смотрела как завороженная.
Вместе с грозами пришел конец лета, но прежде мы получили от мистера Ти три билета на «Как вам это понравится». Он всегда обеспечивал нам места в первом ряду, а «Как вам это понравится» мы смотрели с самых лучших мест. Соседнее со мной место занял высокий парень с открытым лицом, сидевший так близко, что я ощущала запах его кожи — чистый, как аромат земли после дождя. А еще я заметила два торчащих на его шее волоска, показавшиеся мне одновременно забавными и неприятными. Его пожилая соседка с другой стороны, вероятно мать, принесла ему рожок шоколадного мороженого, с которым он управился раньше, чем в зале погасили свет. Зрителем симпатичный парень оказался беспокойным. Ерзая в кресле, он задел мою руку своей, и это случайное прикосновение породило волну дрожи в моем теле и видение моего будущего в мозгу. Я навсегда излечилась от стремления выдать маму замуж за мистера Ти.
В антракте симпатичный сосед поймал в толпе мой взгляд и предложил угостить нас с сестрой «одним апельсиновым соком и двумя соломинками» — пошутил, как выяснилось позднее, когда он принес по порции сока каждой из нас и чай для мамы. Его собственная мать стояла рядом, с молчаливой враждебностью позвякивая льдинками в бокале с «джин-тоником». Игнорируя ее настрой, сын перечислял мне изъяны спектакля, которые мой неопытный глаз не уловил.
— Актеры переигрывают, — сказал он.
— А мне нравится! — воскликнула я в обиде за страстное актерство мистера Ти.
— Примите мою программку в качестве сувенира. — На глазах у наших матерей он написал на программке номер телефона. — Будем на связи.
Сестра подмигнула — осторожно, но понимающе, — вызвав во мне подозрение, что о мужчинах ей известно больше, чем кажется. Тем же вечером, когда мы с сестрой уже устроились в наших кроватях-близнецах, я прошептала в темноту:
— У тебя есть парень?
— Есть, — спокойно признала она.
— Кто?
— Ты его не знаешь.
— Само собой. А давно?
— Не твое дело.
— Мама в курсе?
— Нет. И не смей ей говорить.
— Ты еще девушка?
— Конечно, нет.
Конечно, нет? Потрясенная, я села в постели, сгорая от желания услышать детали.
— Когда это случилось?
— Год с лишним назад.
— А когда вы поженитесь?
— Кто говорил о женитьбе?
— Хотя бы мама. И Библия.
Я поверить не могла, что моя послушная сестра, будущая сиделка и с виду примерная мамина дочка, тайно встречалась с парнем, за которого она может и не выйти замуж. Оставалось лишь предполагать, что медицинские курсы навеяли свободомыслие в отношении физической любви (слово «секс» мы не употребляли). Небрежное ночное признание потрясло сами основы моей жизни. Родная сестра бросила вызов авторитету матери и Католической церкви и, что еще хуже, сделала это втайне от меня. От шока я оправилась уже достаточно взрослая, чтобы понять: если у моей сестры есть парень, у меня тоже вполне может появиться, причем в ближайшем будущем. Каждый вечер, лежа в постели, я вспоминала театральный спектакль, симпатичного соседа и его прощальные слова: «Будем на связи». Я так страдала по мужской ласке, что выучила телефонный номер назубок, а программку припрятала под матрацем — на всякий случай.
Позвонила я не скоро. И останавливала меня нехватка не мужества, но темы для беседы. О чем я могла поговорить, кроме разве что своего секретарского дела да церкви? Набрав наконец телефонный номер, я с удивлением услышала на другом конце мальчишеский голос, сообщивший, что «сэр где-то рядом, сейчас подойдет». Как выяснилось, мой новый знакомый учительствовал в школе-интернате для мальчиков, на острове у побережья Франции. Картинки из его островной жизни замелькали у меня перед глазами, и к моменту прощания, когда он повторил «Будем на связи», я была влюблена.
Порядок в моем мире восстановился с помолвкой сестры; она выходила замуж за служащего местного зоопарка, который заведовал змеями. Он до того обожал этих гадов, что держал их даже у себя в спальне, а когда одна из любимиц его укусила, загремел по «скорой» в больницу, где и познакомился с моей сестрой. Свадьба состоялась в нашей церкви, по всем правилам, с белоснежным платьем и прочим. Деревня была в восторге. Меня же восхитили снимки их медового месяца в приморском городке с марокканскими пейзажами. Моя родная сестра не только видела Африку, она теперь жила с собственным мужчиной — пусть даже в каких-нибудь пяти милях от отчего дома, — и ее полная событий жизнь усиливала мою жажду открытий.
