* * *
По дороге я зашла к Эве.
– Я возвращаюсь к себе. Губка дал мне новое лекарство, и завтра я начинаю курс.
– Что-то я не доверяю этому Губке. Слушай, я, пожалуй, забегу к тебе завтра утречком.
В этом вся Эва. А я еще, бывает, хнычу, что никто обо мне не заботится.
Я собрала сумку – и в дорогу. Вечером первая таблетка. Через час я почувствовала нарастающее беспокойство. Не страх, не тоску, а какое-то возбуждение, немножко похожее на то, какое бывает после кофе. Надо бы чем-то заняться. Вытереть, что ли, пыль? Нет, уж лучше помою пол и надраю до блеска всю ванную. Собственно, я ведь еще не бралась за весеннюю уборку. Может, приняться сейчас, раз у меня такой настрой? Я закончила мыть окно в кухне. Но остановиться не смогла. Может, подмести на лестничной площадке? Стоп! Который час? О, уже полночь. Нет, не буду я бродить там, как привидение. Знаю! Пересажу цветы. Нет, это слишком спокойная работа. Лучше бы, конечно, наколоть дров или вскопать огород. Нашла! Займусь-ка я плитой и кухонной посудой. Можно от души скрести, полировать, драить проволочной мочалкой.
К утру я начистила до блеска все кастрюли, сковородки, ножи, ложки, вилки. Обошлось практически без потерь, если не считать одной тарелки и кофейной ложечки. В пылу надраивания я согнула ее черенок. Я кончала гладить постельное белье (пожалуй, впервые в жизни), когда пришла Эва.
– Как ты себя чувствуешь? – Она огляделась. – Ну и ну. Какая чистота… Ты что, наняла бригаду гномов?
– Нет, воспользовалась магическим эликсиром. Достаточно одной таблетки, а результат сама видишь.
– Вижу. Ты хоть минутку подремала?
– Нет, и мне совсем не хочется. Я бы еще чего-нибудь сделала, в тренажерный зал сходила бы, что ли, или в бассейн.
– Может, уберешься у меня на чердаке?
– С удовольствием. И на участке, и в гараже, а потом пойдем в бассейн.
Четверо суток энергии во мне было, как у атомной электростанции средних размеров. Первым делом я произвела уборку у Эвы и Иолы, а потом еще раз у себя. Во второй день вымыла всю лестничную клетку в нашем доме и полезла на чердак. На третий день я вскочила в пять утра после четырех часов сна. А напряжение… Я что-то должна делать, иначе меня разнесет. Все, еду к бабушке убрать ей квартиру. Вот он – труд, соразмерный моей энергии.
Бабушка
Антоний, второй муж бабушки, оставил ей в наследство отличную стометровую квартиру в стильном довоенном доме. Когда бабушка въехала туда перед самой свадьбой, там только что закончился ремонт. Пахло краской, и голос эхом отражался от пустых стен. Через пятнадцать лет бабушкина обитель напоминала нечто среднее между антикварной лавкой, «Цепелией», «Хербаполом»
[3]
и оптовым складом восточных товаров.
– Мне нужно чем-то заполнить пустоту после смерти Антония, – объясняла бабушка.
Они прожили вместе три чудесных года. Я не видела больше ни одной такой влюбленной пары. Они души друг в друге не чаяли, глаз не сводили друг с друга. Мир для них мог бы не существовать. Пара подростков в осеннем возрасте. Но настал день, когда сердце Антония не выдержало такого обилия эмоций и остановилось, отослав его высоко-высоко за облака. Бабушка осталась одна.
– Вы должны переехать ко мне, – позвонила она нам сразу же после похорон. – Я не вынесу этой тишины.
– Мама, но ты же знаешь, что это невозможно. Мы с тобой переругаемся уже через неделю. У меня должна быть чистота, как…
– …в операционной… – закончила бабушка. – Вот у тебя и будет поле деятельности. Я предоставляю тебе сто метров пола, который ты сможешь мыть, скрести и дезинфицировать.
– Ты же прекрасно знаешь, что дело не только в дезинфекции. Я не переношу все эти картины, килимы, каплички
[4]
. – Мама всегда была приверженкой минималистского стиля «Икеи». – Не переношу весь этот хлам, все эти тысячи дурацких безделушек.
Разговор этот происходил двенадцать лет назад. С того времени количество дурацких безделушек увеличилась в несколько раз. На каждой стене – десятки картин и фотографий в красивых рамках. На любом предмете мебели – канделябры, лампы, серебряные сахарницы и множество фигурок святых. Каждая вещица из другой сказки, но все вместе как-то сочетается. Лубяная корзинка для ягод и бордовые витражи в окне. Православная икона и стены, выкрашенные как в мексиканской гасиенде. Лампа в стиле модерн рядом с простой деревянной капличкой, купленной у татранского горца. Букет искусственного дельфиниума и рыбацкая сеть, повешенная на окно вместо занавески. Будет что начищать, У меня уже руки чешутся.
– Малинка! – обрадовалась бабушка. – Заходи. Я как раз пекла пирожок. Покажу тебе новое покрывало. Только поосторожней с этим столиком у окна.
– Я только на денек. Решила помочь тебе с весенней уборкой.
– С чем? Что это ты такая беспокойная? Дома какие-нибудь проблемы?
– Дома, на работе и вообще везде. Как обычно, – махнула я рукой.
– Я знаю, как тебе помочь. Говорила я тебе про святого Антония?
Бабушка всегда чуточку преувеличивает. Антоний был прекрасный человек, но чтобы сразу святой…
– Иногда кое-что рассказывала. Его что, уже к лику святых причислили?
– А! Ты подумала о моем Антонии? Нет, я имею в виду настоящего святого. На самом деле его звали Фернандо, он жил в Испании и сейчас творит чудеса.
– Это тот, который по безнадежным случаям?
– Не только. Он помогает во всем: найти работу, хорошо сдать экзамены.
– Жаль, что я не знала про него в феврале. А то я схватила две четверки.
– Ничего. У тебя же еще в июне сессия. И еще он помогает найти жениха. Для тебя просто идеальный святой.
– А откуда тебе известно, что у меня нет парня?
– Потому что в такой день ты целовалась бы с ним в парке, вместо того чтобы пугать бабушку уборкой. Шучу, Малинка, шучу. Я очень рада, что ты пришла.
– В таком случае с чего я могу начать?
– Тебе так уж охота? – Бабушка обвела взглядом комнату. – Да с чего угодно.
– А где ты уже убирала? Чтобы не проходить по второму разу.
– Как тебе сказать, – зарделась бабушка. – Еще нигде. То есть я собиралась, но подумала, что все равно такой хаос. Слишком уж маленькая квартира.
– Тебе бы во дворце жить.
– Антоний то же самое говорил. Но вернемся к этому святому с первым именем Фернандо… Достаточно произнести одну литанию в день – и все будет в порядке.