Ничего похожего Тимофеев, разумеется, не проходил и подавно. Все его рыбацкие навыки сводились к промыслу гольянов в далеком детстве. Поэтому в его ведерке плавала зеленая ряска, а щучья компания у деда неуклонно возрастала.
– Что проку, что ты науке обучаешься? – провоцировал Тимофеева ехидный старец. – Нужон ты современной науке этакий… Пусти тебя на бережок без всяких средствов, ты с голоду и учахнешь! Что проку в тебе, коли ты рыбу добывать неспособен? Зев-от притвори – поддуват…
– Дед! – затосковав, сказал Тимофеев. – Не доводи меня!
– А чо?
– Прибегну к услугам научно-технического прогресса, – витиевато пригрозил практикант.
– Это что за хреновина? – прикинулся дед.
– А то, что я тебя обловлю! – неожиданно для себя выпалил Тимофеев.
– Но! – удивился реликт. – Меня?
– Тебя!
– Оно и видать… Есть у нас такие прибегальщики. Сетьми шарашат, а то и динамитом!
– Еще чего! – возмутился Тимофеев. – Я не браконьер. Я тебя с удочкой обловлю.
– Болтай боле, – хмыкнул Мамонт. – Меня никто еще не облавливал.
И он поволок из воды очередного щуренка.
– Дьявольщина, – пробормотал Тимофеев. – Откуда здесь щуки? Да еще столько?..
– А тут их логовище, – охотно отозвался дед. – Оне тут стоймя стоят, голоднющие! Чихать им на твой мякиш со свистом, когда им руку сунь – оне и руку отъедят. А в том рукаве сома стоят, но их на простую лесу не возьмешь, туда тягач со стальным тросом потребен…
– А в заводи под ракитами кто стоит?
Дед лукаво усмехнулся.
– Туда и не суйся, – сказал он. – Там водяной стоит. Рыбы вокруг него – тьмина, а только никто там не ловит. Страшно…
– Предрассудок, – протянул Тимофеев.
– Сам ты впередрассудок! – напыжился Мамонт. – Тебя, умника, хоть где постанови, ты ни рожна не наловишь!
Тимофеев пристыженно смотал удочку, подобрал ведро и побрел восвояси.
– Эй, студент! – рявкнул ему вдогонку Мамонт.
– Что еще?
Дед нагнал его косолапой трусцой и сунул в ведро охапку страдальчески щерившихся рыбин.
– Спасибо, дедуля, – растроганно произнес Тимофеев, мигом проникшись к нему симпатией.
– Ничо, – миролюбиво ответил тот. – Я себе еще натаскаю. А вам рыбка надобнее, околеете там… с этаким добытчиком.
– Ох, дед, – ухмыльнулся Тимофеев. – И все же я тебя обловлю!
В лагере его встретили на ура и даже хотели качнуть пару раз, но Тимофеев отказался от незаслуженных почестей.
– Теперь я знаю, что мне с тобой делать, – умиленно сообщила Стихия. – Будешь у нас промысловиком. Будешь рыбу ловить, грибы собирать… Я лицензию достану, лосятинки принесешь. Талант у тебя!
– Не надо лицензии! – взмолился Тимофеев. – Я хочу исследовать культурный слой!
– Какой тут, к свиньям, слой, – пожала плечами Стихия. – Обманство сплошное. Просто кому-то надо выгнать в поле этих дармоедов, чтобы место не занимали, – она кивнула в сторону своих подчиненных, всей ордой пытавшихся подступиться к огрызавшимся щукам на предмет их чистки и потрошения. – Нет здесь никаких городищ и могильников. Нет и не было. Вот южнее километров на сто… – она мечтательно зажмурилась. – Ты вот металлоискатель нам давеча собрал, а что он показывает? Одни ржавые консервные банки образца второй половины двадцатого века…
Ошеломленный подобными откровениями, Тимофеев укрылся в палатке, чтобы собраться с мыслями, обдумать перспективы и заодно решить, чем же утереть сизый пористый нос деда Мамонта. Ему было до такой степени обидно за поруганный прогресс, что он даже ненадолго позабыл о своей тоске по девушке Свете, затерянной среди сырых и заплесневелых инкунабул Дядьевского монастыря.
Ближе к закату, когда запах щучьей ухи заполонил собой всю округу, умытые и благостные археологи собрались у костра. Выполз на огонек и Тимофеев, хотя он и с трудом ориентировался в окружающей действительности: его посетили кое-какие соображения насчет рыбной ловли…
От сытости на всех накатило лирическое настроение. Захотелось негромких песен и умных бесед. Тимофеев грыз жесткую рыбью боковину и с любовью размышлял обо всех ближних и отдаленных, включая девушку Свету, начальницу Стихию и деда Мамонта.
Из сумеречных зарослей на костер с разных сторон одновременно вышли двое. Они чем-то походили друг на друга – крупные, кряжистые, краснолицые, в непромокаемых и непродуваемых куртках, в болотных сапогах с отворотами.
– Здорово, орлы! – провозгласил один. – Привет передовой землеройной науке от тружеников лесов, полей и вод!
После чего он безошибочно угадал в Стихии Вяткиной администрацию и церемонно приложился к ее загрубевшей, истрескавшейся руке. Стихия немедленно пошла красными и белыми пятнами.
– Прошу к ухе, – застенчиво сказала она.
– Пеньков, – назвался пришлый ухажер. – Праздношатающийся. Но, заметьте, явился с гостинцем.
В темноте что-то забулькало в алюминиевую кружку. Стихия поморщилась, но от протеста воздержалась.
– Дубняк, – коротко представился второй, и его рука непроизвольно дернулась под козырек пятнистой кепки. – Инспектор рыбнадзора.
– А мы ничего такого не нарушаем… – заголосили археологи.
– Знаю, – сказал Дубняк. – Щука – хищник, бич молодняка. Лов ее на Шиш-озере разрешен круглогодично.
Ему тоже поднесли и ухи, и пеньковского гостинца.
– При исполнении не употребляю, – Дубняк отодвинул кружку.
– Хороши щурята, – промолвил Пеньков, наворачивая свою порцию. – Кто ловил?
– Это наш Витя, – не без кокетства пояснила Стихия.
Тимофеев обнаружил в руке кружку, не глядя плеснул в себя теплую гадость и тут же пожалел об этом. В моментально поплывшей голове столбом поднялся туман.
– Молоток, – еще раз одобрил гость. – Видел я твою снасть. На нее и ерша не подцепишь. А ты, гляди-ка, щук таскаешь!
– Это не я, – в порыве откровенности объявил захорошевший Тимофеев. – Это местный житель дед Мастодонт… то есть как его…
– Мамонт, – подсказал неприметный Дубняк.
– Как же, знаю! – воскликнул Пеньков жизнерадостно. – Большой спец… Но щука – это не рыба. Так, баловство. Наше славное Шиш-озеро богато истинно ценными породами, которые в значительной мере скрасили бы ваши грядущие трапезы.
– Правда? – обрадовалась Стихия. – Завтра же пошлю Витю!
– Не советую, – вставил Дубняк и многозначительно покашлял.
– Да шут с ними, – сказал Пеньков. – Пусть он у вас попробует сома взять. Как, инспектор, на сомов охота разрешена?
– Не возбраняется, – ответил тот.
