Он перевернулся на спину и уставился в высокую небесную синеву, чувствуя, как постепенно просыхает и с шорохом осыпается песок с его брюшного пресса, навеки лишенного порочных жировых отложений. Он был один. Совершенно один на огромном пространстве пляжа, хотя вокруг ни на минуту не смолкали веселые голоса, волейбольный мяч гулко бухал в твердые ладони, и спасатель со своей вышки трубно орал в мегафон на любителей сверхдальних заплывов.
Шумно отфыркиваясь и встряхивая кудлатой головой, подошел Тимофеев и повалился на песок. Он был влажен и так счастлив, что Фомину больно было на него смотреть.
– Коля, – сказал Тимофеев. – А от тебя уже дым идет.
– Я знаю, – коротко ответил Фомин.
– Пойди искупайся. Когда еще у нас будет такое лето? И будет ли?.. Ведь корни пустишь.
Фомин приподнялся на локте и посмотрел на реку. Зайдя по пояс в воду, Дима Камикадзе, громоздкий и лохматый, как пещерный медведь, сосредоточенно топил повизгивающую супругу Тосю. На полупогруженном в речное дно бревне сидела девушка Света, а Лелик Сегал плавал перед ней кругами, изображая синего кита. Он и был синий, потому что не вылезал из воды почти час. Но Света не слишком отвлекалась на Лелика. Она ждала, когда Тимофеев наговорится с Фоминым и вернется к ней.
Фомин почувствовал, что нехорошая, непристалая ему зависть пытается проникнуть извне в его правильную душу. Он сцепил зубы и снова отвернулся.
– Да что с тобой? – встревожился Тимофеев.
– Пропал я, Тимофеич, – глухо сказал Фомин. – Правильно ты подметил: дым от меня идет. Подбили меня прямым попаданием в мотор…
– Не нравишься ты мне в последнее время, Николай, – заметил Тимофеев.
– Я и сам себе не нравлюсь. Никогда еще таким себя не видел.
Тимофеев подполз к нему поближе.
– Выкладывай, – приказал он. – И не таись. Только хуже себе сделаешь. Или я не друг тебе?
– Друг… – вздохнул Фомин. – Но не помощник. В этом деле помощников не бывает.
– Так, – произнес Тимофеев со зреющим убеждением. – Кажется, диагноз ясен. И твоя непривычная окружающим тоска, и нездоровое отсутствие аппетита, и внезапное предубеждение к хорошей погоде. По себе знаю, как это бывает, хотя и забывать уже начал… Что, Коля, влюбился?
Фомин кивнул, пряча глаза.
– Ничего не могу с собой поделать, – забормотал он. – Наваждение какое-то. Закрою глаза и вижу, как она стоит. И солнце запуталось в волосах… А самая-то подлость – лицо ее ускользает. Один только отблеск остался в памяти. И солнце в волосах…
Тимофеев молчал, быстро перебирая в памяти всех знакомых девушек, в каких мог бы до такой степени влюбиться Фомин. Ни одна, кажется, не подходила под описание. И уже отчаявшись, он внезапно понял, о ком шла речь. И похолодел, хотя солнце старалось вовсю.
– Николай, – прошептал он. – Зачем тебе это? Кругом столько девушек, полный город, одна другой лучше, а ты что же?..
– Ничем ты мне не поможешь, Тимофеич, – горестно сказал Фомин. – Это как короткое замыкание. Думаешь, я не боролся? Да только во всех девчонках ее одну вижу. Даже в Светке твоей. Даже в Тосе Камикадзе, хотя у них совсем уж ничего общего.
– Ну, Света, положим, красивее… – взъерошился было Тимофеев, но остановился, вспомнив о душевном состоянии друга.
– Хорошая у тебя Светлана, – между тем согласился Фомин. – Ты ее береги. Выпал тебе один шанс на миллиард. Не то что мне… – и он уткнулся лицом в песок.
Тимофеев совсем растерялся. Целую вечность – без малого пять лет – он знал Николая Фомина. Во всех житейских осложнениях он помнил, что рядом есть человек, на каменное плечо которого всегда можно опереться, и это плечо не увернется в решающий момент. Оттого и жилось ему спокойно и радостно, что повезло в самом начале судьбы встретить любимую девушку и верного друга. Невозможно было ему даже вообразить, что и Фомин способен на человеческие слабости. Что наступит минута, когда они поменяются местами и Тимофееву придется выручать попавшего в беду Фомина. Сердце Тимофеева сжималось от сострадания к другу, а мозг лихорадочно работал в поисках выхода из положения.
– Николай, – заговорил наконец Тимофеев. – Ты еще можешь трезво рассуждать?
– Постараюсь, – откликнулся тот уныло.
– Ну что между вами общего? Что вас объединяет? Любовь – это такое сложное чувство, и духовное родство играет в нем не последнюю роль…
– Философ, – усмехнулся Фомин. – Специалист по высоким материям. Что ты смыслишь в любви?
– Все смыслю! – даже подскочил Тимофеев. – Возьми меня со Светой. У нас единые интересы, мы понимаем друг дружку с полуслова, а сколько мы пережили вместе, прежде чем смогли осознать всю силу своих чувств!
– Кончай травить, Тимофеич… У вас не больше общности интересов, чем у любой другой парочки. Ты не обижайся, но и я не слепой. Вот тебе пример: Светка до упора обожает посещать «Союзаттракцион» с игральными автоматами, а тебя туда скрепером не затянешь. И наоборот…
– Но это же не главное! – возопил Тимофеев.
– Вот и я о чем. А ты заладил: единые интересы, духовное родство…
– Так что же, по-твоему, любовь?
– Не знаю, – печально сказал Фомин. – И ты не знаешь. Ты отвлекающий маневр предпринимаешь. Спроси сороконожку, какая нога у нее после какой ступает, она и засбоит. Вот и ты думаешь, будто начну я выяснять, отчего да почему вся эта любовь, и сразу обо всем позабуду. А разве можно позабыть, как она стояла возле окна? И солнце в волосах… Я ведь ей нагрубил тогда, Тимофеич. Кто же знал, что она хороший человек и с добром к нам пришла? Не прощу этого себе…
2. Что оставалось Тимофееву
Тимофееву ничего не оставалось, как отступиться. Для него и прежде было очевидным, что друг его Фомин не ищет легких дорог, но чтобы до такой степени осложнить себе жизнь?! Сердцу, говорят, не прикажешь… Любовь способна вытворять с людьми престранные шутки. Она резвится, заставляя девочек пылать почти подлинной страстью к открыточным киноактерам, аж до слез в подушку по ночам. Да и не только девочек. В глубоком детстве Тимофеев сам переболел этим экзотическим недугом: внезапно и беспричинно влюбился в молоденькую симпатичную актрисочку со вздернутым носиком и прибалтийской фамилией, промелькнувшую в темпе метеора по экранам в дурацком, в общем-то, фильме «Три толстяка». Он невыносимо страдал и строил планы марш-броска в Вильнюс на предмет выяснения отношений на месте. Но он, как это и бывает, повзрослел прежде, чем накопил денег на поездку, излечился естественным образом и навсегда перестал увлекаться недоступными кинозвездочками, эстрадной певицей Софией Ротару и гимнасткой Ольгой Корбут. Да и зачем это нужно, если одновременно с ними существовала самая лучшая в мире девушка Света?..
Но все эти немыслимые для нормального человека увлечения не шли ни в какое сравнение с тем, что поразило здравомыслящего и твердо стоящего на реальной почве Николая Фомина. Они, по крайней мере, оставляют своей жертве некоторый, пусть иллюзорный, шанс на успех. Можно сесть-таки в общественный транспорт, доехать, выведать через горсправку адрес, позвонить во вполне материальную дверь и увидеть объект своих мечтаний воочию. И, как правило, пожалеть об том.
