– У вас были добрые намерения, – пояснил Тимофеев. – А у этого гражданина, видимо, не очень… У меня в двери детектор биотоков.
– А, понятно, – сказал Тахион без особой уверенности.
Тимофеев пошел открывать. Едва только щелкнул замок, как дверь настежь распахнулась, чудом не смазав хозяина по носу. Запахло тяжелым перегаром и ржавчиной. Тимофеев попятился.
В комнату ввалился огромный, широкий, как лещ, слесарь-сантехник в грязной спецодежде, влача короб с инструментом в одной руке и заляпанную коррозией трубу в другой. Он пыхнул в лицо Тимофееву из папиросного окурка и просипел, глядя в потолок:
– Стояк я тебе перекрою, потому как на нижних протекаешь, а на верхних паришь. Чинить после праздников зайду. Чтоб дома был, а не то…
– Тут какая-то ошибка, – пролепетал деморализованный Тимофеев, – я ни на кого не протекаю, можете проверить…
– Сам пойди проверь, – буркнул слесарь. – Я зря не болтаю.
Тимофеев беспомощно оглянулся на Тахиона. Тот сидел в непринужденной позе, лицом прямо-таки излучая противоестественное удовольствие от происходящего.
– Что же мне делать?.. – захлопотал Тимофеев. – Может быть, есть какая-то возможность договориться?..
– Пятерик, – заявил пришелец, равнодушно исследуя интерьер. – Или флакон на бочку.
– Антей, друг мой, – внезапно вмешался Тахион. – Вы несколько перехлестываете. Подобные типажи для данного периода времени уже нехарактерны.
– Простите, коллега Тахион, – фальшивый слесарь мгновенно увял. – Но я отбыл следом за вами по личному распоряжению директора. Так сказать, для подстраховки.
– Возвращайтесь, коллега Антей, – сказал Тахион. – Все в порядке, пусть ваше сердце успокоится. Я мигом за вами.
– Ну и славно, – с облегчением произнес Антей, бодро вскинул трубу на плечо и, подмигнув оторопевшему Тимофееву, двинулся прочь.
– Теперь вы видите, что вам угрожало? – осведомился Тахион. – Поверьте, мы относимся к своим обязанностям со всей ответственностью.
Тимофеев покрутил головой, стараясь выкинуть из головы страшное видение. Затем тщательно затворил дверь и вернулся к столу.
– Так что же? – спросил он. – Мы никак не можем спасти Вику?
– Но я же объяснял вам… – терпеливым учительским голосом начал Тахион.
И тут снова хлопнула дверь…
9. Отчего хлопнула дверь
Оттого, что сначала вошел Николай Фомин, мрачный, будто грозовая туча, а следом – девушка Света с расписным чайничком для заварки и чистой чашкой для Фомина. Поскольку ее руки были заняты, она затворила дверь пяткой.
– У вас горел свет, – сказал Фомин угрюмо. – Я подумал, что ты еще не спишь. Не могу я сейчас один.
Он коротко кивнул слегка привставшему Тахиону и сел на угол дивана, очевидно, не опознав в блестящем аристократе безобразного лодыря и краснобая со стройплощадки.
– Познакомьтесь, – сказал Тимофеев. – Мосье Тахион прибыл к нам из тридцатого века…
– Да ведь мы уже знакомы, – с благожелательной улыбкой произнес Тахион.
И Николай Фомин стал стремительно, безудержно меняться прямо на глазах.
Из поникшего неудачника, забаррикадировавшегося от внешних раздражителей за собственными переживаниями, он обратился в настороженного скептика, что с напускным недоверием прислушивается к словам, в которые ему так хочется верить. Но и в этой ипостаси Фомин задержался какие-то секунды. Он не мог не верить в забрезживший где-то в немыслимой дали слабый проблеск надежды. Потому что сейчас он был в таком душевном состоянии, когда люди готовы поверить во что угодно, только не в безысходность.
Он взвился, едва не выбив чашку с чаем из рук подошедшей Светы.
– Тимофеич! – прохрипел он. – Удалось?!
– Я слов на ветер не бросаю, – не без гордости промолвил Тимофеев.
Фомин подскочил к опешившему Тахиону и сгреб его за атласные лацканы.
– Где она? – спросил он горячечным шепотом. – Ведь ее же нет в вашем времени! Я чувствую это! Иначе Витькин прибор нашел бы ее…
– Николай, успокойся! – заволновался Тимофеев. – Возьми себя в руки, что ты, в самом деле?
– Чаю выпей, с вареньем, – ласково сказала Света, осторожно оттаскивая Фомина от захваченного врасплох Тахиона. – Варенье у нас ой какое вкусное!
Фомин выпустил Тахиона и медленно, как во сне, вернулся на диван. Потом обхватил себя за голову.
– Прости, друг, – пробормотал он. – Не хотел я тебя обидеть. Совсем обеспамятел…
– Не стоит извинений, – сочувственно проговорил Тахион, одергивая фрак. – Мне столь понятны ваши чувства. И сердце вас, к сожалению, не обманывает…
Пока он излагал историю бесследного исчезновения Вики, с Фоминым происходила обратная метаморфоза. Лицо его каменело все больше, пока не превратилось в гранитную маску. Света, которая также услышала об том впервые, под конец едва не разрыдалась, так ей было жаль всех пострадавших – и пропавшую Вику, и обездоленного Фомина. Да и Тимофееву сделалось не по себе.
– Неужели ничего нельзя придумать? – всхлипнула девушка.
– А еще тридцатый век, – укоризненно сказал Фомин. – Светлое будущее называется…
– Вы думаете, мы всесильны? – покачал головой Тахион. – Напрасно… Мы, равно как и вы, только на пути к подлинному всемогуществу. И нам лишь ненамного посчастливилось опередить вас.
– Да, Николай, – сказал Тимофеев. – Это катастрофа. Горе для всех нас.
В душе он корил себя за то, что вызвался помочь другу и вместо облегчения доставил ему новые страдания. Одно дело знать, что любимый человек живет и благоденствует где-то за тридевять времен, и пусть ты ему безразличен, пусть он вообще о тебе не знает, главное – с ним все в порядке, и это уже счастье! И совсем другое дело, когда внезапно выясняется, что ты бессовестно жив и здоров, а его-то и нет – ни в будущем, ни в прошлом, ни в одном из времен…
– Вот и все, – промолвил Фомин, глядя перед собой пустынным взором. – Вот и конец всему.
Окружающие молчали. Ни к чему были слова утешений. Возможно, наступила самая настоящая минута молчания по той Неземной Красавице, какой предстала глазам Фомина несколько месяцев назад девушка из будущего по имени Вика.
Тимофеев поднялся. Взгляд его был отрешен от печальной действительности, но это никого не насторожило, даже Свету, хорошо знакомую с подобными симптомами, ибо все были поглощены переживаниями. Не говоря ни слова, Тимофеев собрал в кучу раскиданные по полу детали и пригоршнями ссыпал их в неубранный чемодан. Зачем-то кинув туда паяльник, он сгреб чемодан под мышку и вынес в коридор. Спустя некоторое время он заглянул в комнату и позвал:
– Николай, выйди на минутку.
Фомин равнодушно подчинился, притворив за собой дверь, и слышно было, как они о чем-то негромко переговариваются в прихожей. Тахион поддернул манжет, обнаруживая на запястье вполне привычные часы, оформленные в виде золотого браслета.
