— Ты убила?
— Я была очень быстрой, а они такими медленными.
Беседуют на мандаринском — языке, который не был у нее в ходу со времен Гендо-самы. Говорить и читать по-английски, тайски, французски, мандарински, вести бухгалтерию, соблюдать протокол, сервировать стол, знать правила гостеприимства — сколько этих умений ей теперь ни к чему. Всего несколько минут — и язык вспомнился, будто отброшенная за ненадобностью, атрофированная конечность вдруг чудесным образом ожила и набралась сил. Эмико гадает, заживет ли так же легко рука, удивит ли ее тело еще раз.
— Вы работали на фабрике. Секретарем. Хок Сен, желтый билет. Так? Андерсон-сама рассказывал, что вы сбежали, когда пришли белые кители.
— И вот я снова здесь.
— Зачем?
Старик отвечает, невесело улыбаясь:
— Мы все цепляемся за то, что осталось после крушения.
Грохочет далекий взрыв. Все смотрят в окно.
— Похоже, дело к концу, — негромко произносит девочка. — Уже больше часа было тихо.
Они отвлеклись, и Эмико думает, что могла бы легко прикончить их даже одной рукой, но уж слишком устала — от разрушения, от смертей. В балконном проеме на фоне светлеющего неба встают столбы дыма. Весь город — в клочья, а из-за чего? Из-за пружинщицы, которая отказалась знать свое место.
Она закрывает глаза от стыда и видит перед собой осуждающее лицо сенсея Мидзуми. Даже удивительно, почему эта женщина до сих пор на нее влияет. Девушке, наверное, уже никогда не избавиться от наставницы — та стала такой же частью ее естества, как и катастрофически суженные поры.
— Хотите получить за меня награду? Заработать на том, что поймали убийцу?
— Тайцы жаждут тебя заполучить.
В двери щелкает ключ. В квартиру входят Андерсон-сама с еще одним гайдзином — радостные, веселые, хотя и изукрашенные синяками, — и замирают, переводя взгляд с Эмико на старика, со старика на ствол пистолета, направленного прямо на них.
— Хок Сен?..
— Какого черта тут происходит? — подает голос второй гайдзин из-за спины Андерсона-самы.
— Мне тоже интересно, — говорит тот. Его бледно-голубые глаза оценивают обстановку.
Маи машинально делает ваи, Эмико улыбается про себя — ей хорошо знаком этот рефлекс, сам собою складывающий ладони.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает Хок Сена Андерсон-сама.
— Разве вы не рады поимке убийцы Сомдета Чаопрайи?
Тот молчит, переводя взгляд со старика на Эмико и обратно, и наконец задает другой вопрос:
— Как ты сюда попал?
— Все-таки эту квартиру господину Йейтсу нашел я, я же и отдал ему ключи.
— Глупец он был, правда?
Хок Сен согласно кивает.
Эмико со страхом понимает, что плохо эта встреча может закончиться только для нее. Из всех ее одну могут пустить в расход. Если действовать быстро, можно выхватить пистолет, как у тех медлительных охранников. Будет, конечно, больно, но не трудно — старик ей не соперник.
Второй гайдзин молча выходит за дверь, а Андерсон-сама, к ее удивлению, остается и спокойно проходит в квартиру, подняв руки — показывает, что в них ничего нет. Одна его ладонь забинтована.
— Чего ты хочешь, Хок Сен? — спрашивает он миролюбиво.
Старик отступает, выдерживая дистанцию.
— Ничего. Справедливого наказания для убийцы Сомдета Чаопрайи, и все.
— Надо же, — с усмешкой говорит Андерсон-сама и, морщась, кряхтя, осторожно усаживается на диван. — И все-таки чего ты хочешь на самом деле?
Старик, чуть ухмыльнувшись, отвечает:
— Того же, чего и всегда: будущего.
Гайдзин задумчиво кивает.
— Полагаешь, за эту девушку тебя хорошо вознаградят?
— За поимку того, кто убил приближенного королевы, мне наверняка дадут столько, что этого хватит на возрождение моего клана.
Андерсон-сама молча смотрит на Хок Сена, потом переводит холодный взгляд на Эмико.
— Ты действительно его убила?
Пружинщица хочет солгать, видит, что и гайдзин ждет того же, но не может.
— Простите меня.
— И телохранителей?
— Они сделали мне больно.
Андерсон-сама качает головой:
— А я-то не верил. Думал, Аккарат все подстроил. Но потом ты спрыгнула с балкона. — Он смотрит на девушку с беспокойством. — Тебя учили убивать?
— Нет! — Возмущенная таким предположением Эмико спешит объяснить: — Я не знаю. Мне сделали больно, я разозлилась, но не знала… — Ее охватывает сильное желание пресмыкаться, убеждать в своей преданности, однако она перебарывает заложенный в генах инстинкт, который велит лечь перед хозяином и подставить живот.
— То есть ты не специально обученная убийца? Не военная модель?
— Нет, не военная. Прошу вас, поверьте мне.
— Не военная, но тем не менее опасная. Ты же голыми руками оторвала голову Сомдету Чаопрайе.
Эмико хочет возразить, объяснить, что она совсем другая, но не находит слов и только шепчет:
— Я не отрывала ему голову.
— А ведь ты всех нас можешь прикончить так, что мы и пикнуть не успеем. Хок Сен даже прицеливаться не начнет.
Тут старик очень медленно переводит пистолет на пружинщицу.
Та несогласно мотает головой:
— Я не хочу этого. Хочу только уйти отсюда. Уйти на север — и больше ничего.
— Все равно ты — опасное существо. И для меня опасное, и для других людей. Если бы сейчас кто-то увидел нас вместе… Мертвая ты ценнее, чем живая.
Эмико подбирается, готовясь к умопомрачительной боли. Первым — китайца, потом Андерсона-саму. Девочку, наверное, не стоит…
— Прости, Хок Сен, — вдруг говорит гайдзин. — Не могу отдать ее тебе.
Пружинщица смотрит на него изумленно.
— Что — остановите меня? — усмехнувшись, спрашивает китаец.
— Настали другие времена. В королевство идут армии таких, как я. Всех нас ждет новая судьба. Теперь тут будут не только фабрики — будут контракты на калории, грузоперевозки, отделы исследований и разработки, торговые переговоры… С этого дня все по-другому.
— Поднимет ли этот прилив и мой корабль?
Андерсон-сама смеется и тут же хватает себя за ребра.
— Еще как, Хок Сен. Еще как нам станут нужны люди вроде тебя.
Старик смотрит на Эмико.
— А Маи?
Гайдзин кашляет.
— Забудь о мелочах. У тебя будет почти ничем не ограниченный счет. Найми ее, женись на ней — мне все равно. Делай что пожелаешь. Черт возьми, вон Карлайл найдет ей место, если ты не захочешь. — Он откидывает голову и кричит: — Я знаю, что ты там, старый трус! Заходи.
