— Здравствуй, о муж мой, свет очей моих! — проговорила Суфия.
Муж как-то странно содрогнулся… Хотя девушке это могло и померещиться. Но он не ответил обычным поцелуем. Он лишь коротко кивнул и присел на край ложа.
— Хорошо ли спала, красавица?
— Благодарю тебя, добрый Арно. Крепко. Но как же мне было не уснуть после такой ночи?..
И вновь Суфия с ужасом увидела, что муж, вместо того чтобы самодовольно усмехнуться, лишь недовольно поморщился.
— Скажи мне, мой добрый защитник, сегодня ты вновь покинешь меня на весь день?
Повисла пауза, не нарушаемая даже током утреннего ветерка. Суфия посмотрела в окно. Вместо голубого неба она увидела темно-серые тучи, что предвещали ненастную погоду… Потом девушка перевела взгляд на мужа. Его молчание все сильнее беспокоило Суфию, его тяжелый, испытующий взгляд заставлял душу сжиматься от страха. Наконец Арно заговорил.
— О мудрая Суфия… Ибо ты воистину не похожа на иных женщин. Я взываю к твоему разуму и прошу выслушать меня без криков и слез.
— Что случилось, о муж мой? Твои караваны постигла беда? Мы лишились всего?
О нет, Суфия видела, что дело здесь совсем в другом. Но по-детски надеялась, что это все ей лишь кажется.
— С караванами все в порядке… Благополучны товары, благополучны караванщики, и даже верблюды сыты и вполне довольны жизнью… Но речь сейчас не о них. Речь о нас с тобой, жена.
Суфия видела, что муж ищет слова, которые бы не ранили ее (как она надеялась). Наконец Арно решительно продолжил:
— Нет, я не буду ходить кругами и пытаться как-то смягчить твою боль… Одним словом, Суфия, я покидаю тебя. Наш брак стал для меня постылым. Я не хочу жить под одним кровом с женщиной, которую более не люблю и не желаю…
Если бы Суфия не лежала, она бы упала без чувств. Каждое слово мужа не ранило ее, о нет, оно убивало.
— Не любишь? Не желаешь? Но что же было у нас ночью?
Суфия еще раз вспомнила его ласки и поняла, что муж не ласкал ее, чтобы доставить радость обоим. Он сравнивал, оценивал, взвешивал.
— Я не люблю тебя, не хочу тебя… Я ухожу от тебя. Но ты останешься женщиной состоятельной, ибо все, что есть в доме, все это принадлежит тебе — и все останется здесь. Я не возьму с собой ничего…
— Но как же ты будешь жить? Где?
«О Аллах, что со мной? Зачем я говорю все эти глупости? Зачем вновь проявляю заботу? Зачем беспокоюсь о нем?»
— Я найду себе новый дом, добрая женщина. Пусть это тебя более не тревожит. Если хочешь, можешь развестись со мной — я не знаю всех обычаев вашей странной державы, сделай это сама.
— Но это же ославит тебя во веки веков… Более ни одна женщина не захочет стать твоей женой…
И с ужасом Суфия увидела, как в этот миг муж самодовольно усмехнулся ее словам. Она словно наяву услышала его хрипловатый голос: «Ты ошибаешься, дурочка. Такая женщина есть…»
Суфия порывисто встала с ложа. На какой-то миг она забыла, что стоит перед мужем в одной лишь шелковой рубахе — столь тонкой, что видны все линии ее тела. Девушка сделала два шага к окну, потом повернулась, чтобы увидеть лицо того, кого еще продолжала мысленно называть мужем. Но, увы, ей ответил холодный, безразличный взгляд серых глаз. Нет, это больше не был ее муж. Это был посторонний мужчина. И давние привычки тотчас же взяли верх.
— Ну что ж, Арно. Этот разговор более неразумно вести в опочивальне. Покинь мои покои, если ты более не мой супруг. Дождись, когда я выйду в комнату для приемов, дабы продолжить нашу увлекательную беседу.
— Вот за это я и люблю тебя, умница! Ты не стала рыдать, не стала биться в истерике. Ты прекрасно понимаешь, что между нами все кончено.
Муж явно не понял, что его выставляют за порог… Он открыл было рот, чтобы еще что-то сказать, но крик Суфии его опередил:
— Выйди, червь!
Арно отшатнулся от разгневанной женщины и, пожав плечами, встал:
— Я могу вообще уйти…
— Я сказала, незнакомец, выйди из моей опочивальни и дождись меня в комнате, более пригодной для беседы. Мне надо привести себя в порядок…
Муж презрительно усмехнулся.
— Да, ты всегда будешь одинаковой… Но, если хочешь, я выйду. Наш разговор еще не окончен.
Руки Суфии привычно надевали шаровары, набрасывали тонкий шелковый платок, закалывали его длинными шпильками так, чтобы он не падал с волос, но и не показывал ничего сверх того, что дозволено открывать взору посторонних мужчин. Голова Суфии вовсе не принимала участия в церемонии облачения.
Девушка оценивала каждое слово мужа, пытаясь понять, как давно он переменился к ней. Наконец хиджаб был завершен. Теперь можно было беседовать с этим грязным иноверцем… И Суфия решительно ступила на порог гостевой комнаты.
Арно еще был там.
— О, как ты прекрасна, Суфия. Но зачем ты спряталась от меня? Разве я не знаю каждую черту твоего лица? Разве не ласкал каждый изгиб твоего тела?
— О чем говоришь ты, иноверец? Какие черты? Чьи изгибы? Касаться себя и ласкать себя я могу позволить лишь своему мужу. Ты же более, как я поняла, не являешься им. Ты решил уйти, ибо я опостылела тебе. Мое ложе тебе нежеланно, мои ласки противны, моя забота удручает.
— Погоди, прекраснейшая… Ты неправильно поняла меня… Вернее, не совсем правильно…
В сердце Суфии радостно встрепенулась надежда. Но лишь для того, чтобы умереть от последовавших слов мужа.
— Твоя забота меня не удручает, твое тело прекрасно… Я, если ты этого хочешь, могу и дальше называться твоим мужем. Но ты права, я хочу уйти. Вернее, я ухожу.
— Называться моим мужем, презренный? Зачем мне эта сомнительная честь?
— Я думал, Суфия, что недостойно женщине жить одной, не будучи замужем…
— Но я не собираюсь жить одна, глупый иноземец. Я ославлю тебя и найду себе нового мужа в один миг…
Суфия остановилась, заметив, что говорит куда громче обычного и что ее душат слезы. Но муж, похоже, этого не слышал. Более того, он с удивлением смотрел ей в глаза, пытаясь понять, откуда его жена берет необыкновенные душевные силы. Он-то боялся скандала, слез, причитаний. Его прекрасная Лю Ли, новое солнце его жизни, предупреждала, что следует уйти тихо, забрав все, что ему принадлежит, и не сказав ни слова — ибо жена начнет рыдать, биться в падучей. И сил покинуть такую несчастную у Арно не хватит. «И тогда, мой прекрасный Арно, мы никогда не сможем соединиться… И ты навсегда потеряешь свою малышку Лю Ли…»
— Найдешь мужа… Ну что ж, да будет так… Ах, как хорошо, что она оказалась не права…
«Аллах милосердный… “она”», — пронеслось молнией в голове Суфии.
— Что ты говоришь, иноземец. Она не права? Кто же это, я хочу знать?
