Почему-то мысль о циновках так оскорбила ее, что Суфия мигом пришла в себя. Она почувствовала, что душа ее одевается в ледяной панцирь презрения, а в глазах появляется холодная сталь гнева.
— Что ты делаешь здесь, незнакомец? Как посмел ты переступить порог дома, куда тебя не звали?
— О суровая красота… Ну почему ты не сменишь гнев на милость? Почему вновь называешь меня иноземцем? Ведь это я, твой муж…
— У меня нет мужа… — Суфия эти слова произнесла спокойно и гордо. Да, сейчас она знала, что одинока и свободна. Но это больше не ранило ее сотней кинжалов, не терзало разум. Ибо быть свободной, оказывается, не значит быть изгнанной. Это значит всего лишь, что ты вправе делать то, что считаешь нужным и достойным.
— У тебя есть муж! — в голосе Арно стало звучать раздражение. — Это я. Я пришел в свой дом. Пришел туда, где имею право находиться. Ибо этот дом купил я сам… Как и все, что находится здесь…
— Ты что-то путаешь, незнакомец… Все, что находится здесь, было куплено тем презренным, который назывался моим мужем, но предал меня, уйдя к другой женщине. К женщине, без которой он не мыслил себе ни дня своей новой жизни…
— Но я же пришел! Я понял, какой ошибкой было уйти к ней, понял, что лишь ты царишь в моем сердце…
— Ты вернулся поздно, незнакомец. Мой муж, уходя, сказал, что я могу с ним развестись сама, что он не знает странных обычаев моей родины… Вот я и поступила так, как мне велели мудрые обычаи родины. Я пошла к кади и заявила, что мой муж изменил мне с другой и что я не желаю быть замужем за изменником.
— Но когда же ты успела?.. Ведь не прошло и месяца, как я покинул этот дом…
— Мудрый кади, — продолжила Суфия, казалось, не обратив внимания на вопрос Арно, — верно оценил низкий поступок того, кто назывался моим мужем, и объявил, что теперь я свободная женщина.
— Но я же вернулся к тебе, моя любовь! Я обещаю, что отныне я буду с радостью встречать каждый день жизни, проведенный с тобой. Обещаю, что подарки мои будут самыми дорогими, а если захочешь, мы даже совершим путешествие к берегам моей далекой родины. Никто из твоих соплеменниц не сможет похвастаться таким… Все женщины вокруг будут тебе завидовать… Разве ты не хочешь этого?
— Я не знаю тебя, незнакомец… Я не хочу видеть тебя, иноверец… Я не верю ни единому твоему слову, предатель. Пошел вон из моего дома!
— Но, любимая! Пусти меня, дай мне насладиться тобой! Позволь показать тебе, сколь велика моя любовь!
— Уходи прочь, грязный иноземец… Ты мне смеешь предлагать свое тело, не побывав у лекаря… Ты посмел мне предложить то, что испакощено другой… Кто знает, какими болезнями наградила тебя твоя новая любовь… Должно быть, ты совсем лишился разума, если позволил себе так оскорбить меня!
О, как жгли душу Арно слова его жены… Ибо он надеялся, что она уже простила его. Что ему достаточно будет сказать «люблю», и она тут же распахнет свои объятия, что она готова будет принять его любого и в любой миг. По-прежнему не веря в ее слова, Арно проговорил:
— Прекраснейшая, да как бы я посмел оскорбить ту, что мне дороже всех богатств мира?!
— Мне не о чем более говорить с тобой, грязный иноземец! Поди прочь, пока я не позвала стражников…
Арно по-прежнему стоял на пороге ее дома, но Суфия уже прикидывала, что надо вскипятить чан воды, чтобы начисто отмыть те доски на пороге, которых касались его ноги.
О, как не хотелось уходить Арно! Он был уверен, что это лишь маска, что его жена по-прежнему до глупости предана ему, что она только и ждет того мига, когда он, натешившись чужими ласками, вернется в родные стены… И вот теперь, когда Лю Ли, его коварная Лю Ли, выжала его досуха, словно губку, он остался без дома. Без жены, без ласки. Остался тем, кем был долгих пять лет назад.
Что ж, каждого постигает наказание вполне соразмерное проступку. И глупы те, кто надеются этого наказания избежать…
* * *
Суфия еще скребла порог, решив не ограничиться лишь чаном горячей воды. Она скребла его ножом, потом точильным камнем, потом облила жгучим уксусом и вновь терла и терла. Доски совсем побелели, и только тогда девушка поняла, что можно более не тратить силы, чтобы вывести грязь и мерзость из дома.
— О, как я устала, — проговорила Суфия, омыв руки и смазывая их нежнейшим миндальным маслом.
Теперь девушка мечтала о том миге, когда она сможет спокойно присесть у огня и дождаться, пока согреется вода для чая. Ибо более всего на свете ей хотелось сейчас просто отдохнуть от нежданных гостей и подумать о том, что же будет с ее жизнью дальше. Но, как видно, судьбе было угодно, чтобы сегодняшний день стал днем желанных и нежеланных гостей. Ибо в тот миг, когда закипела вода, вновь скрипнула калитка.
— О Аллах милосердный! Если это опять пришел мой постылый муж, я оболью его кипятком!
Но в ответ раздался лишь тихий голосок.
— Что ты бормочешь, сестра? Я, должно быть, не вовремя?
Суфия обернулась на звук этого голоса. Она улыбнулась — ибо сейчас на пороге ее дома стояла Асия, сестра по несчастью.
— Входи, добрая моя сестричка… ты вовремя — я готовлю чай, крепкий чай с жасмином… вкуснейшая халва уже ждет нас… Надеюсь, ты не откажешься разделить со мной трапезу?
— С радостью, моя добрая Суфия. Мне надо столько рассказать тебе… А где это лучше сделать, как не за столом?
«О да, — подумала Суфия, с удовольствием посмотрев на округлую фигуру своей гостьи. — Я знаю, сестричка, что для тебя нет лучше беседы, чем беседа за щедро накрытым столом…»
— Присядь, Асия. Вот здесь совсем тихо, ветерок. Мы сможем с тобой спокойно поболтать… — И только сейчас Суфия увидела, что лицо ее «сестрички» освещает улыбка. — О Аллах, сестра! Ты улыбаешься, ты сменила свое черное платье! У тебя радость?
«И я, кажется, уже знаю какая… Ну, или догадываюсь…»
Конечно, первые же слова гостьи подтвердили опасения Суфии. О нет, не только опасения, но и радость.
— Да, моя прекрасная сестра! Как я рада, что ты столь мудра, как я рада тому дню, когда Джамиля рассказала мне про сим-сим!
— Но что случилось? Говори спокойно!
— Ко мне вернулся мой презренный Мехмет! И я его выгнала!
— Аллах милосердный! И ты с такой радостью говоришь об этом!
— Но как же мне не радоваться, сестричка! Ведь я отомщена! Та дрянь, что приворожила его, выгнала его прочь. А мне не нужна эта тряпка… Мне нужен мужчина, опора, сила… Я хочу любить его, а не презирать. Вот поэтому я выгнала его прочь, и побежала к Зульфие… Ты же знаешь, ее отец кади… Я объявила, что отныне свободна… так, как велит обычай…
— Знаю, моя добрая сестра! И что теперь?
