– Кто ты? И что делаешь здесь, на заповедных землях нашего повелителя, царя аль-Михрджана? – спросил тот.
– Я Синдбад, купец. Страшное несчастье в один миг сделало меня из богатого бедным, из счастливого – несчастным, из жителя щедрого и роскошного Багдада – заблудившимся путешественником.
Я вынужден был замолчать, ибо ладонь человека, сидевшего в засаде, зажала мне рот. Сердитый голос прошипел:
– Говори потише, а лучше прошепчи мне все это на ухо… Наши кобылы так боятся громкого голоса, тем более сейчас, когда должны появиться их суженые – морские крылатые кони – счастье и богатство нашего острова и царя аль-Михрджана, да продлит Аллах всемогущий его годы!
Вот так, вполголоса, вернее, полушепотом, я поведал бородачу свою историю от того дня, как решил я сделаться странником и до того мига, как, смирившийся, собрался искать помощи у неведомых обитателей неведомой страны.
– Повесть твоя печальна, Синдбад-чужестранец. Знай же, ты попал на остров царя аль-Михрджана, владыки самого богатого в мире конного царства и самых прекрасных в мире коней! А я Джафар – первый конюх его Восточной конюшни!
Я поклонился, приветствуя Джафара. (Хотя кланяться лежа было совсем неудобно, но разве неудобство остановит правоверного, чтобы пожелать здоровья и процветания ближнему?)
– Теперь нам надо затаиться, Синдбад-чужеземец. Вот-вот из моря должны появиться крылатые кони. Их мы и ждем. Видишь, красавица Алхас привязана? Сегодня она должна понести от морского коня. А когда родится жеребенок, станет он дороже целого мешка золота, ибо крылатые кони царя аль-Михрджана уже с момента рождения предназначены самым могущественным магам подлунного мира.
– А скажи мне, о Джафар, Алхас единственная ждет сейчас коня морского?
– Ну что ты, чужеземец, – улыбка конюха в полутьме была чуточку насмешливой. – Хороши б мы были, если б у нас была только одна кобыла-невеста! Сейчас по всему берегу наши красавицы ждут своих мужей. Ведь крылатые морские кони привязываются на всю жизнь. Соединившись, они становятся парой до самой смерти. Когда жеребец удовлетворяет свое желание, он всегда стремится увести за собой кобылу. И только крепкие веревки не дают ему это сделать. Знал бы ты, как страшно кричат они, когда приходит миг расставания! Их зовет в пучину безжалостная судьба. И только знание или, быть может, надежда на встречу через год не дает прекрасным морским крылатым коням и нашим кобылам замертво упасть на месте. Так продолжается из года в год уже не одно столетие. А когда рождаются жеребята, происходит еще одно чудо: жеребчики, едва родившись, взмывают в небо. А там, словно точно зная этот час, кружат их отцы… И только кобылки и их матери остаются с нами…
В голосе первого конюха Восточной конюшни царя было столько гордости, что я невольно позавидовал ему.
– Я свидетель этого уже почти два десятилетия, но великое таинство соединения и изумительной верности наполняет мое сердце благоговением перед чудесами повелителя всех правоверных, Аллаха всемилостивейшего и милосердного! Вот если бы он и людям дал такую же любовь!
– Да ты поэт, Джафар! Я завидую и тебе, и твоему нелегкому, но прекрасному ремеслу!
– Спасибо на добром слове, чужеземец.
Шахрияр уже не сидел на горе подушек в курительной комнате дворца. Он вместе с Синдбадом и говорливым конюхом полз по шелковистой траве, а кочки (ибо нет поля без кочек) чувствительно давили ему бока…
Ползком мы проделали недлинный путь, и вскоре Джафар указал мне на какую-то странную дыру в земле. Там оказалась дверь. А за ней ступеньки вели глубоко вниз, в уютные комнаты под землей. Здесь было все для ожидания.
– Будь моим гостем, чужеземец. Вот еда, вот вино…
Мы ели и пили, пока не насытились. А потом в полутьме курили кальян, думая каждый о своем.
В который раз я мысленно возносил благодарность Аллаху за свое спасение, за встречу с человеком. И за то, что, пусть невольно, стал свидетелем чуда. Ведь Джафар и в самом деле был прав: верность и надежда – казалось, такие человеческие чувства, но среди людей можно их встретить реже, чем среди этих сказочных животных…
Голос Джафара отвлек меня от мыслей:
– Уже скоро, Синбдад. Когда таинство свершится, мы отведем Алхас в стойло, а после я представлю тебя нашему царю аль-Михрджану, если Аллах будет милосерден и не пошлет нам бед… Знай же, что если бы ты не встретил сегодня меня или одного из моих товарищей-конюхов, то до нашего жилья тебе бы пришлось идти не одну неделю. И неизвестно еще, какие несчастья подстерегли бы тебя на этом пути. Ведь мы живем в самом сердце острова и выходим к берегу только тогда, когда ведем кобыл на встречу с их крылатыми мужьями.
Я хотел бы, конечно, прямо сейчас отправиться в обитаемые места. Ибо во мне ожила и окрепла надежда на то, что когда-нибудь, пусть и нескоро, но попаду я в обитель своего сердца – несравненный и прекрасный Багдад. Но понимал я и Джафара. Великое чудо, ради которого он и его товарищи пришли сегодня на берег моря, требовало времени и терпения. Значит, всем нам приходилось ждать.
Медленно текли минуты, мерцали огоньки светильников. Веки мои смежились, я почти уснул. Но в этот момент раздался удар, похожий на раскат грома, а затем мы услышали крики, которые не мог издавать человек. Низкие, полные отчаяния и тоски звуки дошли к нам под землю так же легко, как если бы не существовало никаких преград.
– Что ж, Синдбад, – сказал мне Джафар, – пора. Это кричал муж нашей прекрасной Алхас. Его сердце рвется от боли: он мечтает остаться с ней, но пришла пора улетать. Обычно мы не торопимся подниматься на берег и даем им попрощаться, но сейчас я потихоньку выведу тебя – ты должен увидеть это чудо.
Крадучись, отсчитали мы ступени вверх, прохладный ветерок погладил нас по щекам. Розовело небо, до восхода оставались мгновения. Несколько шагов – и мы пришли на поляну, где привязал Джафар кобылу. Сейчас, в свете разгорающегося утра, она выглядела не только громадной. Появилась в ней какая-то угроза. Но, быть может, мне так только показалось. Рядом с ней стоял ее муж. Прекраснее существа не видал я в мире подлунном. Огромный конь, высотой превышающий взрослого мужчину вдвое, черный как смоль. Гордый и грозный поворот головы выдавал его горячий нрав. Я до этой минуты не верил Джафару, но конь и впрямь был крылат. Огромными крыльями, не похожими ни на крылья птицы, ни на крылья нетопыря, он словно обнимал свою подругу.
– Смотри, чужеземец, они прощаются, – прошептал Джафар, – еще немного, и он улетит… Я вижу это чудо уже не первый раз, но всегда мое сердце замирает от счастья и боли. Я молю Аллаха всемилостивейшего, чтобы дал он мне сил прожить еще год, привести сюда прекрасную Алхас и подарить им еще одну встречу…
Чудо любви, пусть воспетое лишь в сказке, заставило чуть сильнее биться сердце Шахрияра. Ибо как ни коварно было проклятие, оно не убило душу принца. Мечта о тепле, нежном взгляде, соединении с единственной воспрянула в его разуме. Надежда проснулась там, где, казалось, не осталось никаких человеческих чувств, кроме пепла сгоревшей страсти. Шахрияр протянул руку, желая ощутить человеческое тепло. Но пальцы его наткнулись на резную ножку трона.
