Книга История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой. Книга 1, страница 31. Автор книги Жозефина Мутценбахер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой. Книга 1»

Cтраница 31

– Францль, ты не мог бы сходить для меня в мелочную лавку за керосином?

Или:

– Францль, ты не мог бы быстренько принести мне бутылочку пива?

И когда она являлась с подобными просьбами, я всегда уже наперёд знала, что предстоит Францу, как только он с выполненным поручением скроется за дверью её квартиры.

Так обстояли дела, когда моя мать вдруг скоропостижно скончалась. Мне было тринадцать лет, и я прошла только половину пути в процессе развития. То, что у меня быстро выросли груди, и то, что маленькая подушечка между ног покрылась кудряшками, я приписываю сегодня, пожалуй, обилию половых сношений, которым предавалась с довольно юного возраста, а также сильным физическим раздражениям, которые испытало моё тело. Ведь я всё время, до самой смерти матери, беспрестанно сношалась, и если приблизительно теперь подсчитать, я предалась разврату в общей сложности с двумя дюжинами мужчин.

К числу тех, кого с полным основанием следовало бы занести в этот перечень, был мой брат Франц, затем Фердль, затем Роберт, затем господин Горак, который в ходе событий в пивном подвале, вероятно, раз пятьдесят закупоривал меня своей затычкой точно пивную бочку, затем Алоиз, от которого я, лёжа на коленях у Клементины, бессчётное число раз слышала его присловье: «Конец – делу венец», затем господин Экхардт, затем Шани, отведать которого мне, правда, удалось лишь один-единственный раз, также один-единственный раз солдата, разок мальчишку, который тут же после солдата заставил меня подчиниться его желанию. Сюда же можно отнести уйму мальчишек, которых я заманивала в подвал либо они прижимали меня к стене в подъезде какого-нибудь дома, за дощатым забором или в другом месте, и раскрывали мою щелку. И нескольких мужчин, которые ловили меня во время моих разведывательных скитаний по Княжескому полю, реагируя на мои взгляды, сразу хватали меня и пытались меня просверлить, но при этом чаще всего только обрызгивали мне живот. Некоторых из них я позабыла. В памяти у меня сохранился только один пьяный слесарь, который в открытом поле прямо при свете дня хотел отсношать меня, желая почему-то во время акта задушить, но на которого накатило тотчас же, едва лишь хвост его коснулся моей кожи. Затем был ещё один пожилой мужчина, уличный торговец, который подарил мне пару голубых подвязок и заманил меня в уборную одного из небольших трактиров, каких в ту пору в пригороде было много. Там он присел, будто собирался отправлять естественную потребность по-большому, зажал меня между коленями и сзади тёр своей полутвёрдой макарониной между ляжками. Таким образом, две дюжины мужчин в общей сложности, вероятно, и наберётся. И тут внезапно умерла моя мать. Она проболела всего лишь два дня. Что с ней произошло, я не знаю. Только помню, что утром следующего дня за ней сразу пришли и забрали в мертвецкую.

Мы, дети, горько плакали, потому что очень её любили. Она всегда относилась к нам хорошо, лишь изредка нас поколачивая; тогда как отца, который был неизменно строг, скорее боялись, нежели были к нему расположены. Мой брат Лоренц сказал тогда мне:

– Это наказание божье за ваши грехи, Францля и твои…

Я была до глубины души потрясена этими словами и поверила ему.

По этой причине после смерти матери я воздерживалась от всякого блуда. Я дала себе клятву никогда больше не совокупляться, и вид господина Экхардта стал мне невыносим. Впрочем, он был и сам совершенно подавлен, и на восьмой день после смерти матери съехал от нас. Я облегчённо вздохнула, когда он убрался из нашего дома. Францль, с которым мы теперь оставались наедине гораздо чаще, чем раньше, попытался однажды схватить меня за груди, но я залепила ему такую оплеуху, что он оставил меня в покое. Смерть матери обозначила некий рубеж в моей юной жизни. Я, вероятно, ещё могла бы исправиться, однако судьбе было угодно распорядиться иначе.

Отныне я стала усерднее и прилежнее, чем прежде, в школьных занятиях. Прошло вот уже два месяца, как умерла моя мать, а я вела добродетельный образ жизни. Ни члена, ни даже кончика его я в этот период в глаза не видела; а когда у меня в «раковинке» щекотало, и я против воли не могла не думать о совокуплении, я всё же находила в себе силы противиться искушению утолить собственными пальцами желание, жгущее меня между ног.

Тут для нашего класса как и для всей остальной школы снова была назначена очередная обязательная исповедь. Мне хотелось на сей раз очиститься от греха нецеломудрия, и я решила во всём исповедаться. И за смертный грех, который я совершила, умалчивая о своих провинностях во время всех прежних исповедей, я хотела на этот раз вымолить отпущение.

До сих пор, бывая на исповеди у нашего молодого преподавателя катехизиса, я всегда отвечала «нет», когда по окончании моего излияния он обычно спрашивал:

– Предавалась ли ты блуду?

Это был черноволосый, высокий и бледный молодой мужчина со строгим выражением лица, которого я так же сильно боялась, как и его могучего носа. Однако на этот раз я решила признаться во всём.

Церковь была заполнена детьми, и исповедь проводилась сразу в трёх исповедальнях. Я пошла к пожилому, толстому помощнику священника с большим округлым лицом. Я только с виду знала его, и он казался мне снисходительным, потому что у него всегда было такое приветливое выражение лица.

Сначала я исповедовалась в мелких грехах. Но он перебил меня:

– Ты, верно, уже предавалась блуду?

Я с трепетом произнесла:

– Да…

Жёсткими щеками он вплотную прижался к решётке и спросил:

– С кем?

– С Францлем…

– Кто это?

– Мой брат…

– Твой брат? Так-так! А может, ещё с кем-нибудь?

– Да…

– Итак?..

– С господином Гораком…

– А это кто?

– Пивной барышник из нашего дома.

– С кем ещё?.. – голос его задрожал.

Мне пришлось перечислить весь список поимённо.

Он не двигался, когда я закончила. Выдержав некоторую паузу, он спросил:

– Как ты предавалась разврату?

Я не знала, что и ответить. Тогда он прикрикнул на меня:

– Итак, как же вы это делали?

– С тем… ну… – пролепетала я, – с тем, что у меня между ног…

Он неодобрительно покачал головой:

– Вы сношались?

Это слово в его устах показалось мне не очень уместным, однако я сказала:

– Да…

– И в рот ты тоже брала?

– Да.

– И в анальное отверстие тоже позволяла себе вставлять?

– Да.

Он засопел, вздохнул и сказал:

– Ах, господи, господи, дитя моё… грехи смертные… грехи смертные…

Я чуть не умирала от страха.

Однако он промолвил:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация