Но ничто не могло ускользнуть от хищного взгляда моего свекра.
— Что это?
— Ничего, — запнулась миссис Маджумдар. — Просто блюдо для Сунила, которое ты не станешь есть, поэтому я и поставила его рядом с ним.
— Передай-ка мне это, Анджали, — сказал свекор.
Какое-то мгновение я колебалась, но знала, что если не подчинюсь, тогда он просто заставит передать блюдо миссис Маджумдар. Я взглянула на Сунила, чтобы понять, как мне поступить. Он смотрел вперед, стиснув зубы, и я передала миску. Отец Сунила поднял крышку, и мы все увидели там темно-коричневую пасту — ароматное и нежное чатни из тамаринда, в котором плавали маленькие кусочки перца чили. На приготовление такого блюда, должно быть, ушла уйма времени.
И вдруг отец Сунила швырнул миску через весь стол прямо в миссис Маджумдар. Глухо ударившись в мою свекровь, миска с грохотом упала на пол.
Я смотрела на брызги соуса по всему столу и темные пятна на сари миссис Маджумдар, до конца не веря в происходящее. Я совершенно не была готова к таким сценам. Но что больше всего меня поразило, так это с каким смирением свекровь опустила глаза, даже не стерев пятна соуса с рук.
— Сколько раз я тебе говорил не готовить эту вредную для здоровья дрянь? — обрушился муж на миссис Маджумдар. — Сколько раз я говорил тебе, что не переношу этот запах? Кто платит за еду, которую ты ешь в этом доме? Отвечай!
У свекрови задрожала нижняя губа. Как унизительна была для нее эта сцена на глазах у невестки. Я порывалась встать, чтобы увести ее и стереть пятна соуса с ее лица и рук, сказать ей, чтобы она не позволяла своему мужу так обращаться с собой. Но как только свекор заметил, что я встаю, он тут же остановил меня грубым окриком:
— Сядь, Анджали. Ты куда собралась?
Только я открыла рот, чтобы ответить ему, как Сунил, встал, резко отодвинув свой стул. Оглушительно грохнув кулаком по столу, он гневно заявил:
— Хватит! Мне надоело, что ты издеваешься над моей матерью. Надоело делать то, что ты хочешь. Если уж на то пошло, я сам попросил приготовить тамариндовое чатни!
При этих словах у отца Сунила отвисла челюсть. Он не привык к мятежу. Затем он тоже встал. Двое мужчин, оба с искаженными от гнева лицами, стояли друг напротив друга. И мистер Маджумдар произнес:
— Так вот ты чему научился в Америке — спорить с отцом? А кто, интересно знать, отправил тебя туда на учебу? Кто купил билеты? Кто оплачивал все расходы, чтобы ты мог…
Мой прекрасный, смешливый муж, которого я так любила, смотрел на отца с искренней ненавистью в глазах. Казалось, что в эту минуту он мог его убить. Если бы я увидела такого незнакомца на улице, то сразу же сбежала бы.
— Не беспокойся, я с удовольствием верну тебе всё, до последнего пайса, и даже больше, — продолжал Сунил. — Я не хочу быть тебе должным, не хочу, чтобы ты каждый день меня этим попрекал, как мою несчастную мать. И вот что я тебе скажу: если еще хоть раз я увижу, что ты обижаешь ее…
— Посмотрите, какой герой нашелся! — перебил его отец. — Хочешь произвести впечатление на свою жену, да? Интересно, что она скажет, когда узнает о твоих подвигах в Америке, о твоих попойках и любовных похождениях? Да-да, не думай, что я ничего не знаю, про то, как…
Но тут моя свекровь, сидевшая словно каменная статуя, всё это время, схватила меня и утащила на кухню, захлопнув дверь, так, что был слышен только приглушенный рев, напоминавший бой быков.
* * *
Поздно ночью я лежала в кровати, страдая от голода и невеселых мыслей. Я даже не могла думать о том, чтобы еще раз столкнуться лицом к лицу с отцом Сунила. Как я могла оставаться в этом доме с ним и его женой, этой несчастной, сломленной женщиной, после того, как Сунил уедет, еще целый год? Как мне было смириться с тем, что мой муж, нежный и заботливый, превращался в незнакомца, охваченного яростью и готового ударить собственного отца?
Но больше всего меня терзали, словно острые когти, обвинения, брошенные в сердцах отцом Сунила. Попойки и любовные похождения. Я жалела, что миссис Маджумдар закрыла за нами дверь кухни прежде, чем я услышала ответ Сунила. Я не хотела, чтобы в моей душе змеиным клубком копошились сомнения. Мне хотелось, чтобы рядом был человек, который мог спокойно и трезво посоветовать, что делать после этого сумасшедшего вечера. Мне хотелось, чтобы рядом была Судха.
От этих мыслей я начала плакать, уткнувшись в свадебную подушку, которая впитывала мои жгучие слезы. Целый месяц я не позволяла себе думать о Судхе, после того как столь непростительно набросилась на нее на свадьбе. Я не звонила ей, даже не спрашивала у наших мам, как ее дела. Каждый раз, когда во время моих коротких визитов домой кто-нибудь заговаривал о сестре, я тут же меняла тему. Глубоко внутри своего ревнивого сердца я понимала, что ее нельзя винить за тот восхищенный взгляд Сунила, но ничего не могла с собой поделать. Поэтому я с головой окунулась в мир его мечтательных слов и страстных прикосновений.
Вот как любовь делает из нас трусов.
Открылась дверь. Сунил включил свет. Я заморгала, привыкая к яркому свету, и быстро вытерла глаза, чтобы Сунил не увидел слез. Но он, конечно же, заметил.
— Ангел, — сказал он и положил на кровать пакет, который держал в руках. — Извини за этот вечер.
Он крепко обнял меня, погладил по голове. А я, прижавшись лицом к его шее, вдыхала запах американской туалетной воды и, немножко, пота — самый лучший запах. Мы сидели обнявшись, успокаивая друг друга. Я взяла его руку, прижала ее к губам и утешала его, словно обиженного ребенка. В доме под названием «брак» есть много дверей, и сегодня вечером мы открыли одну из них.
Сунил поцеловал мои глаза, и я ощутила лицом его горячее дыхание. Я приоткрыла губы навстречу ему, сбросила с себя сари и потянула его за одежду. Мы стали неразрывным целым, наши тела, объятые желанием, слились в одно. Мы двигались в неизменной гармонии и вскрикивали в унисон, а потом, мокрые и торжествующие, лежали не размыкая объятий. Сунил казался беззащитным, как ребенок, лежа после любовных игр вот так, уткнувшись лицом в мое плечо. Какой глупой надо было быть, чтобы сомневаться в нем?
Потом мы сидели на кровати, поджав ноги, и ели лучи и алу дум
[53]
, которые принес Сунил. Ему пришлось съездить на вокзал, чтобы купить еду, потому что все ближайшие магазины уже закрылись к тому времени, как Сунил закончил свой разговор с отцом. Я жадно откусывала большие куски хрустящего поджаренного хлеба и острых помидоров. И сказала Сунилу, что это самая вкусная еда в моей жизни. А Сунил поймал мою руку и облизал все пальцы на ней, один за другим, так что я задрожала.
— Ты всё равно вкуснее.
Он засмеялся и опрокинул меня на кровать. Я была не против, но прежде мне хотелось задать ему один вопрос.
— Пожалуйста, не пойми меня неправильно, — сказала я нерешительно, — но можно я вернусь в дом моей матери, когда ты уедешь?
