Запустив руку в карман, он некоторое время рылся там, потом
достал ключ — старинный, массивный. Похоже, его обиталище постепенно
осовременивалось, мимикрировало под окружающую обстановку, а вот такие мелочи,
как ключ, — не менялись.
А может, ключи и не могли меняться?
Он отпер дверь и торжественно протянул руку:
— Глядите!
Я поморгал от света — здесь утро уже наступило. Башня (или
как оно с этой стороны выглядит?) стояла, как водится, уединенно — посреди
какой-то мелкой малоэтажной застройки явно нежилого типа. Не то гаражи (хотя
какие в Верозе гаражи?), не то сараюшки. По большей части с невысокими, в
человеческий рост, куполами и крошечным ограждением. Интересно…
Что радовало — опять-таки, как водится, башня стояла на
невысоком пригорке, и обзор был неплохой. Город начинался метрах в двухстах.
Совершенно незнакомый, не похожий на Москву, с частыми башенками смутно
знакомых очертаний…
— Минареты, что ли? — воскликнул я.
— Конечно. Тут нашей России вообще нет, юноша. Тут татары,
там финны, здесь вятичи, там кривичи… Московия, если угодно ее так называть,
занимает немного места и населена большой частью мусульманами. Хорошо хоть,
здесь мусульмане не такие горячие, как у нас. — Старик фыркнул. — Вон, впереди,
видите голубенький купол?
— Угу…
— Это храм Исы-пророка.
— Христа Спасителя? — догадался я.
— Именно. Место в городе почитаемое, красивое. Вы подходите
к храму, заблудиться тут невозможно. Становитесь у ворот. Смотрите на
десять-одиннадцать часов. И обнаруживаете чудную башенку с часами, птичкой и
маленькой лавчонкой внизу.
Я смотрел на Цебрикова. Кажется, невольный герой восстания
декабристов темнил. Точнее — разыгрывал меня. Что-то явно было нечисто.
— Мне… безопасно там? — Я кивнул на город.
— Если будете себя вести нормально, то да. Город как город.
Ничем не лучше и не хуже нашей Москвы… Ах да! Вам нужна их валюта?
Я кивнул:
— Немножко. Перекусить. Сувенир какой-нибудь купить…
— А. Сувениры… — Старик серьезно кивнул. — Думаю, если вы
поменяете тысячу рублей — этого вам хватит. Не слишком обременительная сумма?
Сумма, которую оставил мне в куртке Котя, вряд ли превышала
пятнадцать — двадцать тысяч. И немало, и немного одновременно…
Я дал Николеньке тысячу. Старик вдруг крякнул, почесал
затылок — и начал медленно спускаться вниз, явно пожалев о своем предложении. Я
терпеливо дождался его возвращения и получил несколько голубовато-зеленых
ассигнаций и пригоршню мелкой серебристой монеты.
— Девятьсот с небольшим тенге, — сказал Цебриков. — Как ни
странно, нынешние курсы рубля и тенге очень близки.
— А язык?
— Да, вы же утратили свой дар глоссолалии. — Старик
хихикнул. — Ничего, вас поймут, и вы всех поймете! Вы же через таможню идете. —
Он поежился от порыва ветра, внезапно ворвавшегося с той стороны двери. — Ну
так вы идете или нет?
— Иду, — быстро сказал я.
9
Хорошо известна фраза: «Поскобли русского — найдешь
татарина». Фраза эта неоднократно ставила в тупик иностранцев. Что, собственно
говоря, имеется в виду? Русские — это очень грязные татары? Или тут есть некий
иносказательный смысл? Но какой?
Сами русские, да и татары, всегда считали, что эта фраза
подчеркивает, как сильно перемешались в России «языки и народы». То есть ничего
дурного во фразу не вкладывали, напротив, гордились эдаким примером
закрепленного в пословицах интернационализма.
А ведь на самом-то деле про скобление русских высказывались
первоначально как раз зарубежные гости России, и со смыслом предельно
оскорбительным как для русских, так и татар: под тонким налетом цивилизации
скрываются дикари.
К счастью, недостаточно цивилизованные для просвещенного
европейского сарказма русские и татары подвоха не поняли. Стали с улыбкой
повторять фразу — чем окончательно убедили мир в своем коварстве.
Но вот сейчас я оказался в такой странной версии России, где
эта фраза имела полное право на существование. В мусульманской России!
Впрочем, одернул я себя, само слово «Россия» здесь не имело
никакого смысла. Здесь нет России. А также Англии, Германии, США, Китая… Это
мир городов-государств, лоскутных территорий, которые никогда не объединяются в
империи. Каким-то образом функционалы задержали его в феодализме, в тех
временах, когда «мы псковские» или «я казанский» значили куда больше, чем «я
русский» или «я татарин». Все те же самые народы носились по Европе и Азии;
энергично совокуплялись; завоевывали, уничтожали и ассимилировали друг друга;
меняли веру, имена… Мало кто знает, что предки чеченцев, к примеру, были
христианами, что татары — никакие не татары, а булгары, взявшие название
племени татар, истребленных монголами еще во времена Чингисхана. История — дама
ветреная и веселая, пусть даже ее юморок — большей частью черный.
Так что самую первую и самую бульварную ассоциацию «я попал
в Россию, где у власти исламисты» можно смело отбросить. Я попал в город
Орысалтан, существующий на месте Москвы в мире под названием Вероз. На месте
Стокгольма там город Кимгим, на месте Киева — какая-нибудь Абабагаламага,
вместо Парижа — тоже какой-нибудь Дыр-Бул-Щыл. (Наверное, только польский город
Щецин, страшный своим названием для любого народа, пишущего латиницей, своего
названия не сменил.)
А русских здесь нет и не было. И немцев. И тунгусов, и
коряков, и татар, и башкир. Это — другой мир, только отчасти похожий…
С этой твердой мыслью я и вышел из таможни Николая
Цебрикова. Оглянулся — и хмыкнул.
Из Орысултана таможня выглядела как… как склеп?
Как мавзолей?
Да, скорее — как мавзолей. Не тот, коммунистический, с
мумией Ленина, что стоит на Красной площади, а как обычный восточный мавзолей:
высокий сводчатый проем, в котором прячется небольшая дверь из резного дерева,
купол над маленьким, три на три метра, строением из белого камня…
— Мама родная, — пробормотал я. — Так… я же на кладбище!
Таинственные сооружения вокруг сразу обрели смысл. Мавзолеи,
усыпальницы. Восточное кладбище. А каким еще оно может быть в этом городе?
Но интересный же человек Цебриков, если его таможня
«проросла» на кладбище…
Я шел вдоль мавзолеев, вглядываясь в надписи над дверями.
Опять же странно — надписи были на русском. Да и русские имена встречались
часто:
«Петра сына, Василия, место погребения. Да будет милость
Аллаха над ним милостью щедрою! Именем Бога милостивого, милосердного. Каждая
душа вкусит смерть, после вы вернетесь к нам!»
