И вот тут я увидел болтающуюся под ногами катушку. Нити
все-таки не хватило.
Автомат я из рук не выпустил. Так со всего размаху катушка и
налетела на кольцо прицела. Нить тонко тренькнула и порвалась, а я, кувыркаясь,
полетел вниз — успев лишь в последний момент оттолкнуться от скалы.
Небо, скалы, водопад — все закрутилось в дьявольской
карусели. Я описал, наверное, три полных сальто, после чего по чистой
случайности вошел в воду «солдатиком». Будь рядом спортивное жюри — мне бы
поставили неплохой балл. Хотя, наверное, оштрафовали бы за отчаянный вопль,
сопровождавший меня весь полет, летящий отдельно автомат и сорванный при ударе
о воду ботинок с левой ноги.
Меня утащило куда-то очень глубоко. К падению добавилась
бурлящая от водопада вода. Я буквально заставил себя открыть глаза, благо вода
здесь была не слишком соленой, и стал плыть на свет — вверх. Уши болели, ужасно
хотелось вдохнуть — я вошел в воду на выдохе. Но я греб, превозмогая удушье. Не
может быть, чтобы это был конец. К чему тогда все? Мой бунт, погони, ледяные
пустыни Януса, немыслимый спуск…
Я выплыл исключительно на этой мысли — «не может быть, чтобы
это был конец…». Хотя, если уж честно, миллиарды людей в свое время успели
подумать эту мысль — перед тем, как конец все-таки наступил…
Но я выплыл.
Открыл рот и издал достойное продолжение того вопля, с
которым летел вниз. Молотя руками по воде, часто дышал. Ругался матом. Отплывал
подальше от грохочущего водопада.
Обнаружив, что остался в одном ботинке, снял и выбросил
второй. Тут же заметил первый, плавающий по поверхности, но было поздно — его
правый брат почему-то камнем пошел на дно.
В первую секунду мне показалось, что отвесные скалы
вырастают прямо из моря. Но потом я заметил маленький клочок берега, созданный
когда-то осыпавшимися со скалы камнями. Поплыл к нему, выполз на скалы и застыл
в позе датской Русалочки, подобрав под себя за неимением рыбьего хвоста ноги и
пытаясь отдышаться.
Получилось! Всему назло — получилось!
14
Настоящий герой — из тех, что перегрызают цепи, плевком
сбивают вертолеты и играючи управляются с десятком-другим врагов, — должен
делать все это спокойно, хладнокровно и совершенно безэмоционально. То есть —
походить на актера Шварценеггера, недаром в этих ролях и прославившегося. А вот
если в реальной жизни спецназовец будет орать, терзаться, ругаться, красочно
описывать последствия своего гнева — как персонажи другого хорошего актера,
Брюса Уиллиса, — то через пару лет подвигов герой схватит от постоянных
стрессов инфаркт и будет остаток дней прогуливаться по паркам, кормя пшеном
голубей.
Я, наверное, на роль правильного героя не гожусь.
Сидя на морском берегу, я это понял со всей очевидностью.
Мне было страшно, даже страшнее, чем при спуске. Меня колотило мелкой дрожью, и
не от холода — вода оказалась теплой, а от мыслей о том, как могла и даже
должна была закончиться моя авантюра.
Немного утешало то, что человек с более богатым воображением
вообще бы сейчас в штаны наложил.
А какой-нибудь фантазер-профессионал вроде фантаста
Мельникова сделал бы это еще до спуска…
Хорошо им, фантастам! У их героев оказался бы под рукой весь
набор снаряжения, от нормальной веревки до профессиональной «восьмерки». Или
карманный одноразовый антиграв. Или пропеллер, как у Карлсона, — натянул
штанишки с моторчиком и лети себе, помахивая рукой, на глазах восхищенных
малышей.
А тут авантюра чистой воды, экспромт, отчаянная выходка
попавшего в ловушку профана… И то, расскажи о ней сотне-другой людей —
математик раскритиковал бы меня за плохие расчеты, физик — за то, что не учел
коэффициент трения, скалолаз — за то, что положился на руки, а не сделал хотя
бы петли из поясного и автоматного ремней…
Вас бы на мое место, умники! Когда чувствуешь, что с каждой
секундой утекает решимость спуститься, когда понимаешь — еще пять минут, и
останешься куковать на скале, как отец Федор из «Двенадцати стульев»…
Дав мысленный отпор гипотетическим критикам, я слегка
расслабился. Разделся и выжал мокрую одежду. Ночью будет холодно, бриза с
берега ожидать не стоит, я сижу под клифом высотой сто семнадцать метров…
Что?
«Восьмерка»? «Клиф»?
Заработало!
Я поводил рукой в воздухе, пытаясь открыть портал. Нет,
настолько сильно мои способности не восстановились. Но и прикосновение к
энциклопедическим знаниям функционалов порадовало.
Возможно, я пойму, что мне делать дальше?
Прыгая с камня на камень, я пробежался по крошечному пляжу.
Нахлынувшее вновь возбуждение требовало выхода.
Ночевать здесь?
Плыть вдоль берега?
Плыть от берега?
Я согласился бы на любую подсказку интуиции. Но дальше
обрывочных знаний из области геологии и альпинизма дело не шло.
Не плыть.
Ждать.
Развести костер и греться.
Последняя мысль была неожиданно яркой и убедительной.
Может быть, инстинкты функционала предостерегают меня от
воспаления легких?
Я открыл ранец, что, по-хорошему, стоило сделать сразу же.
Стал вынимать промокшие вещи.
К моей радости, все пострадало гораздо меньше, чем я боялся.
Застежка ранца, обыкновенная на вид «молния», практически не пропустила внутрь
воду. Намок только рулон туалетной бумаги, безропотно выполнивший роль
силикагеля. Коробок со спичками оказался сухим.
Теперь следовало найти дрова…
Веток и деревяшек на маленьком каменистом пляже оказалось до
обидного мало. Зато бурых водорослей, выброшенных штормами или приливами, у
берегового откоса скопились целые груды. Они были практически сухими. Я собрал
их в кучу и задумался.
Согреться?
Это ли подсказывала мне интуиция?
Вряд ли.
Я безжалостно разорвал пособие по выживанию в Тверди, сделал
ямку в куче водорослей и запихал туда обрывки. Поджег с первой спички.
Водоросли сопротивлялись несколько секунд, а потом начали тлеть.
Нет, греться у этого костра было сложно. Вот подкоптиться —
запросто. Я отошел подальше, с любопытством взирая на дело своих рук — густой
столб черного дыма, встающий на фоне откоса. Слабенькое пламя вряд ли было
видно издалека даже в сумерках, а вот дым… дым получился знатный.
Если посмотреть с моря в сторону берега, то идущий от самой
воды столб дыма будет отчетливо виден на фоне скалы.
