Слово «функции» снова вызвало мой хохот. Боюсь, стоящие
рядом стали принимать меня за идиота.
Ну и в завершение шли кроссворд и гороскоп.
Куда же газете без кроссворда и гороскопа!
Звезды сегодня благоволили Рыбам и Овнам, тем, кто был
рожден под знаком Огненного Дракона и под сенью Голубого Тополя, а также тем, в
чьем имени было три гласных и четыре согласных. Страдали Стрельцы и Деревянные
Мыши, рожденные под знаком Тенистого Дуба, и несчастные, в чьем имени было три
согласных и одна гласная.
Мне ничего особенного звезды не обещали.
В общем, это была обычная газета обычного маленького города.
Если бы не небоскреб на горе — вообще ничего удивительного.
Начал накрапывать дождь, и я решил закончить знакомство с
прессой. В конце концов, в библиотеке утолить страсть к печатному слову будет
куда комфортнее.
16
Мне давно кажется, что чтение книг миновало тот краткий
период, когда оно было всеобщим развлечением. Кино при всем желании составить
конкуренцию не могло — поход в кино был отдельным событием, а книга всегда была
под рукой. Телевизор, даже обретя цвет и большие экраны, не мог удовлетворить
всех и сразу — количество каналов пришлось бы сделать соизмеримым с числом
населения.
Зато видео, а потом и компьютер нанесли свой удар. Кино —
это чтение для нищих духом. Для тех, кто не способен представить себе войну
миров, вообразить себя на мостике «Наутилуса» или в кабинете Ниро Вулфа. Кино —
протертая кашка, обильно сдобренная сахаром спецэффектов, которую не надо
жевать. Открой рот — и глотай. Почти то же самое с компьютерными играми — это
ожившая книга, в которой ты волен выбрать, на чьей ты стороне — «за коммунистов
али за большевиков».
А чтение вернулось к своему первоначальному состоянию. К
тому времени, когда оно было развлечением умных. Книги стали дороже, тиражи
стали меньше — примерно как в девятнадцатом веке. Можно по этому поводу
грустить, а можно честно спросить себя — неужели сто процентов людей должны
любить балет? Слушать классическую музыку? Интересоваться живописью или
скульптурой? В конце концов — ходить на футбол или ездить на рыбалку?
Как по мне, так лучше признать: чтение — это удовольствие не
для всех. И даже не просто удовольствие, это работа.
Судя по библиотеке Айрака, здесь к чтению относились именно
так. Здание ухитрилось совмещать в себе некую помпезность — четыре этажа,
колоннада у входа, бронзовая скульптура в виде огромной раскрытой книги и
прильнувших к страницам детей и мрачный прагматизм завода — стены из скучного
серого камня, широкие окна наглухо закрыты, двустворчатая дверь тоже ничем не
украшена. Я с любопытством осмотрел скульптуру — на бронзовых листах был выбит
алфавит, книга представляла собой букварь. Трое детей, двое мальчиков и
девочка, изваянные из бронзы в натуральную величину, прижимались к книге так
тесно, будто страдали близорукостью или учились читать между строк. Девочка
стояла, подперев подбородок рукой, мальчишки согнулись, всматриваясь в строки.
Я потрогал отполированное плечо одного из юных читателей и с
тоской вспомнил московское метро. Заглаженные до блеска статуи на «Площади
Революции», особенно бронзовую собаку, которой сам ходил погладить нос перед
экзаменом — верная примета, что сдашь сессию… Мне, впрочем, не повезло. Интересно,
с этими статуями тоже связано какое-нибудь поверье? Погладил — научился читать,
к примеру…
Войдя в библиотеку, я был приятно удивлен табличкой на
стене: «Умеющим читать — вход свободный». Я не совсем понимал, зачем ходить в
библиотеку неграмотным, но на всякий случай кивнул сидящему у входа пожилому
вахтеру, указал на табличку и прошел дальше.
Библиотека на самом-то деле оказалась не очень большой.
Первый этаж был отдан под какие-то административные помещения, откуда-то
доносился прерывистый шум, наводящий на мысль о работающей печатной машине.
Конечно, как они шумят при работе, я никогда не слышал, но было в звуке что-то
такое периодическое, будто вылетали из громоздкого механизма страница за
страницей. Что ж, вполне возможно. Сами печатаем, сами храним… сами и читаем,
судя по пустынным коридорам.
Я поднялся на второй этаж. Ага, читальный зал. Столики,
стулья, лампы на столиках — электрические, между прочим. Сидят человек пять,
читают книги, один что-то конспектирует. На меня будто пахнуло ароматом студенчества.
Стараясь не шуметь, я поднялся выше. Вот здесь начиналась
собственно библиотека — высокие ряды шкафов занимали весь этаж, два столика у
самой лестницы пустовали, за третьим сидела хрупкая девушка. Абсолютно
внемировая и вневременная девушка-библиотекарь. Такие же сидят в Новгороде и
Чите, Шанхае и Бангкоке, Гамбурге и Детройте. У нее и внешность была какая-то
смешанная, явно участвовали и азиатские, и европейские крови. Такие девушки
остаются молодыми лет до сорока, а потом как-то сразу превращаются в
библиотечных бабушек…
— Доброе утро, — тихо сказала девушка. — Вы первый раз у
нас?
— Да, — честно признался я.
— На каких языках читаете?
— На любых, — поколебавшись, ответил я, решив, что не сильно
погрешу против истины.
— Правда? — Девушка улыбнулась. — Как здорово. Не поможете
мне прочитать эту книгу?
Судя по хрупким желтым страницам, книге было лет триста. А
может, и все пятьсот. Я понял, что прихвастнул зря. Способности функционала
меня бы выручили, но их я сейчас не ощущал. А при переходе я вряд ли выучил
мертвые языки этого мира…
Смущенно улыбнувшись, я зашел за стол. Склонился над плечом
девушки, почувствовав слабый цветочный аромат от ее волос. Уставился на
страницу.
И севшим голосом спросил:
— А что именно вам непонятно?
— Ну вот. — Девушка с любопытством посмотрела на меня. —
Вот.
— Не лишним будет добавить щепотку гвоздики, — прочитал я.
— Вы знаете этот язык? — восхитилась девушка. — Вы
действительно его знаете?
Еще бы я не знал русский!
— Доводилось слышать… — признал я.
— Как удивительно, — тихо сказала девушка. — Я учила… по
словарям. Но я думала, что никто… Скажите, а почему в книге советуют добавлять
в еду маленькие гвозди? Это как-то связано с нехваткой железа в пище? Но ведь
это очень опасно, их можно не заметить и проглотить…
— Это не гвозди. Пишется похоже. Гвоздика — это такая
пряность… такие маленькие сухие соцветия… дайте карандаш.
На листке плотной сероватой бумаги я как мог набросал
гвоздику. Честно говоря, в еду я ее никогда не добавлял, а вот варить с
друзьями глинтвейн приходилось…
— Ой… — огорчилась девушка. — Я не знаю такой приправы.
Наверное, она уже не растет.
