Коротко остриженные и подвитые по последней римской моде волосы Ахилла зашевелились на голове. Она что, мысли читает, эта старая ведьма?!
Захотелось немедленно уйти, но он сдержал себя. Он не трус. Бывал в битвах, и свою должность заслужил своими качествами, а не потому, что был чьим-то родственником или подлизывал кому-то зад.
Он не трус и, стало быть, должен довести до конца задуманное. Тут надо действовать, а не выжидать, иначе его попросту сожрут…
– Не бойся, – старуха ласково засмеялась, и на секунду Ахиллу показалось, что перед ним стоит молодая красавица. Влажно блеснули крупные зубы меж пухлых чувственных губ, сверкнули черные глаза… Клеопатра! Нет, все же перед ним стояла старуха. Стояла и смеялась, колыхались дряблые щеки, подрагивал вислый нос.
– Не бойся, славный воин. Не меня тебе нужно бояться, а своих помыслов. Погадать тебе?
Ахилл судорожно кивнул. Он шел сюда, не считая нужным выслушивать какие-либо советы или гадания. Просто – за зельем, которое позволит ему продержаться в постели столько, сколько потребуется. Но противиться старухе он почему-то не мог.
Откуда-то в руках старой Мескэнет появилась стопочка каких-то разрисованных прямоугольников. Не то что видеть – даже слышать о таких Ахиллу еще не доводилось. Он знал, что жрецы могут предсказывать будущее по внутренностям жертвенных животных (и абсолютно не верил в такие предсказания). Верил в гадание по линиям руки – не зря ведь боги наносили их на ладони каждому, да еще и всегда разные! Но такие прямоугольники с картинками… Что они могут сказать?
– Сними, золотце, левой ручкой, – пропела старуха.
Ахилл не понял сперва, потом догадался, сдвинул несколько верхних прямоугольников, выполненных, кажется, из пергамента.
– И сядь, – жестко сказала Мескэнет.
Ахилл опустился на скамью.
Старуха раскладывала раскрашенные прямоугольники, шевелила губами.
– Дурное дело затеял ты, милок, – сообщила она наконец. – Помощи ты пришел просить в паскудном деле. С богиней Афродитой не шутят почем зря. Не обделяла она тебя своей милостью до сих пор, обделит, если пойдешь на то, что задумал.
Подумаешь, богиня Афродита! Он задумал – и доведет задуманное до конца! – потому что на кону стоит все: деньги, власть. Жизнь, наконец. Бывшие царские любимцы живут недолго. А Пофиний спит и видит, как бы сожрать его с потрохами.
– Не будет тебе удачи в твоем начинании, – отрывисто бросила старуха и смешала цветные прямоугольники. – Но если все же попытаешься, не вини другого в том, в чем сам виноват.
Ахилл внезапно разозлился. Старая шарлатанка! Говорит полную ерунду, которую можно трактовать и так, и эдак. Просто денег хочет побольше содрать! А он пришел сюда за зельем, и уйдет с зельем. Вот так!
Врет она все. Не может она видеть будущего, а могла бы – не напускала бы тумана, а ясно сказала…
Внезапно Ахилл почувствовал приступ злости.
– Мне нужно зелье… против бессилия. Скажи, есть у тебя такое? Если нет, я поищу в другом месте, – отрывисто бросил он.
Старуха удивленно подняла седые густые брови.
– Против бессилия? Верно ли я поняла? Гадание говорит, по Афродитиной части у тебя все в порядке.
– У меня по всем частям все в порядке.
– Но ты не уверен, сумеешь ли удовлетворить… девицу? Мужнюю жену? Вдову?
– Не твое дело, старая карга. Отвечай, имеется ли у тебя такое зелье?
Старуха пожала плечами.
– Зелье есть. Двадцать монет – и оно твое.
Двадцать монет! Да за такие деньги можно…
– Но ведь тебе не коровы нужны и не быки, а именно зелье, – равнодушно заметила старая карга. – А оно стоит ровно двадцать монет. Можешь не брать, если для тебя слишком дорого.
Дорого?! Для него?! Да он… Да он имеет возможность брать из казны столько, сколько нужно! А эта старая карга…
Он отцепил от пояса кошель и небрежным жестом бросил его на стол. Пусть подавится! В кошеле, правда, не намного больше двадцати монет, но зато жест красивый. Ахилл любил, чтобы все было красиво.
– Сейчас.
Старуха вышла из комнаты; вернулась она буквально через несколько минут, неся в руках невзрачный глиняный горшочек с замазанной воском горловиной.
– Выпьешь половину. За один ночной час
[5]
до… того, как будешь пользоваться результатом.
Она развернулась и вышла из комнаты. Тут же возникла молчаливая служанка, которая выпроводила Ахилла через ту же самую калитку.
Даже собака не гавкнула, что только усугубило неприятное впечатление от этого посещения. Но это не имело никакого значения. Скоро он будет совмещать приятное с полезным: иметь молодую красивую женщину и обеспечивать свое дальнейшее будущее.
Если Птолемея убрать…
Он повертел головой. Никого в переулке нет. Даже этой странной старухи, читающей мысли. Если Птолемея Диониса убрать, он может жениться на Клеопатре сам. Да даже если бы она была страшна, как слуги Сета (он впервые за свою жизнь мысленно помянул египетских божеств – и даже не обратил на это внимания), ради власти можно было бы стать постоянным покупателем зелья, укрепляющего одну, вполне определенную, часть тела. Но Клеопатра молода и прекрасна, а что строптива… С этим легко справиться. Конечно, она сражается за свою власть, возможно, даже за свою жизнь: старый евнух наверняка готов заменить царицу и в постели малолетнего царя.
От отвращения Ахилла передернуло. Сам он вступал в отношения исключительно с женщинами.
Впрочем, с этим у Пофиния вряд ли выгорит: он, Ахилл, уже приложил некоторые усилия, чтобы пристрастить малолетнего царя к постельным утехам именно с женщинами. Об этом никто не знал, кроме них двоих: Ахилл вывел мальчика из дворца ночью, тайком, сообщив юному царю, что его ждет что-то такое, чего он еще никогда не пробовал, но что об этом никому нельзя рассказывать, иначе им не позволят.
Вдаваться в подробности он не стал; просто отвел мальчишку в один хорошо знакомый дом, а спустя несколько ночных часов забрал. Посоветовав никому не рассказывать, поскольку Пофиний и Диодот считают, что юному царю еще не по годам подобное развлечение.
Мальчишка держал язык за зубами. С одной стороны, ему явно понравилось, что делала с ним зрелая опытная женщина, с другой – наличие тайны делало его более значимым в собственных глазах.
А вдруг он решит реализовать собственные супружеские права?
От этой мысли Ахиллу стало не по себе, однако он быстро успокоился: он видел, как Клеопатра смотрит на своего брата-супруга – со смесью жалости и брезгливости. Если она с ним даже и переспит, потом только более счастлива будет обзавестись нормальным мужчиной.
