Чиновников из города попросту выслали. Решение принял Аполлодор.
– Я думаю, что людям, которые поддерживали твоего брата, моя царица, у власти нынче не место.
– А если не поддерживали?
Он промолчал. Клеопатра улыбнулась.
– Ты – мудрый человек, Аполлодор, и я рада, что сделала тебя своим советником.
На самом деле она сделала для Аполлодора куда больше, чем он, возможно, предполагал. Ему, сицилийцу по рождению, может быть, и невдомек было, что советником при царице может быть только евнух. При царе советником мог быть и полноценный мужчина, а вот при царице – только «урезанный». Такова была традиция. Нигде, впрочем, не описанная. И царица решила: раз не написано, стало быть, можно и не принимать во внимание. Пожалуй, если бы это было и не традицией, а законом, она все равно нарушила бы его: ей хватало рядом мучающегося от ощущения собственной неполноценности Мардиана. Но тот хотя бы был оскоплен еще мальчиком! Аполлодор же мог подобную операцию и не перенести.
Она решила оставить советника «как есть», и он уже даже собирался жениться.
– Новых чиновников надо выбирать.
Клеопатра опешила. Как это так – выбирать? И при отце, и раньше это всегда делалось «жребием». Понятно, что без подтасовок – и, разумеется, взяток тем, кто эти подтасовки мог осуществить, – не обходилось, но выборные должности – это было вообще что-то из ряда вон выходящее.
– А если они не будут справляться?
– А ты, моя царица, готова назвать сейчас людей, которые будут справляться? Мы их попросту не знаем. А выборные… Вдруг отыщется какой-то самородок? А если нет, то несправившегося всегда можно будет заменить, но у людей останется в памяти то, что к их мнению прислушались.
Пожалуй, Аполлодор слишком много общался с Цезарем. Но, поразмыслив, женщина согласилась. Народ будет счастлив – это раз, можно некоторое время не забивать себе этим голову – это два. Выборы – стало быть, выборы.
– А если кто-то начнет злоупотреблять, мы его казним. Показательно.
Положительно, этот Аполлодор угадывал ее мысли. Показательная казнь – то самое средство, которое заставит ленивого забыть о своей лени, а нечистого на руку – о своем стяжательстве.
– Аполлодор, я и Цезарь – мы отправимся в путешествие. В мое отсутствие отвечать за все будешь ты.
По счастью, вкладывать средства в корабль почти не пришлось. Построенный более полутора веков назад, он содержался как положено: два раза в год его выводили из эллинга, проверяли на необходимость ремонта, полировали, смазывали маслом и выполняли на нем краткий однодневный переход, а потом возвращали назад в эллинг. И никакие гражданские войны или природные катаклизмы не могли нарушить привычного хода вещей. Только однажды корабль вышел в плавание на день позже положенного, поскольку главный смотритель умер, и сей прискорбный факт был обнаружен далеко не сразу.
Судно и сейчас поражало своим великолепием. Самые драгоценные и редкие породы древесины, слоновая кость и фаянс, золото и электрон, пурпур, жемчуг…
Цезарь при виде судна поморщился: на его вкус, оно было слишком аляповато. Клеопатра же радовалась, как ребенок.
– Посмотри на надстройку, видишь? Она словно из янтаря сделана! Так это не янтарь, это лимонное дерево. Оно и пахнет лимоном, особенно это вечером чувствуется.
– Ты ходила на этом судне?
– Почему – «ходила»? – не поняла царица. – Плавала?
– Плавают в речке. А на кораблях ходят. Кстати, а плавать-то ты умеешь?
– А ты хочешь меня спасти, если я буду тонуть? – она счастливо рассмеялась. – Умею я плавать, умею! Если бы об этом знал мой отец, он бы меня проклял! «Девочке не положено…» – он считал, что этот мир принадлежит мужчинам.
– Этот мир и в самом деле принадлежит мужчинам. И еще таким женщинам, которые не хотят с этим смириться. Таким, как ты, моя дорогая. Так откуда ты знаешь о том, что лимонное дерево пахнет по вечерам?
– Я об этом узнала из книг, – призналась Клеопатра. – Я читала о разной древесине – для чего какая применяется, какими качествами обладает… Ну, прекрати, иначе я обижусь!
На самом деле ей не было обидно, что Гай Юлий начал смеяться, а захотелось смеяться вместе с ним. Да, у нее и вправду долгое время была единственная возможность узнать жизнь: книги. Да еще рассказы ее наставников. Зато сейчас у нее много возможностей. Например, познакомиться наконец с собственной страной.
Нил неспешно катил свои желтые воды. Нил, странная река, повышение уровня которой никаким образом не связано с сезоном дождей. Впору и в самом деле предположить, что разлив Нила связан непостижимым образом с личностью фараона! Да нет, ерунда, конечно. Вот Флейтист фараоном не был, а разливы реки происходили. С большим или меньшим успехом, но Нил все же разливался, даруя полям такой важный для них ил.
А вообще странно, что в этой стране – особенно в прибрежных районах! – вообще возможен голод: рыбой река просто кишит!
А в районе устья они даже видели стайку дельфинов – они достаточно смешно удирали от крокодилов, и в результате не только удрали, но и, кажется, забили одного крокодила, вспоров ему брюхо. По крайней мере, так показалось Цезарю.
На берегах этой реки – жить да жить! Бросить все, поселиться в маленьком домике, рыбу ловить. Почему же они все-таки голодают?
– Эта река наводит на философские мысли, – поделился Гай Юлий с Клеопатрой.
– Здесь достаточно быстрое течение, – моментально отреагировала она.
Цезаря порой поражала ее способность понимать с полфразы, что именно он хотел сказать. Ни Кальпурния, с которой он прожил так мало, ни отосланная домой дуреха Помпея Сулла, с которой он – из-за ее глупости – даже не мог порой заставить себя лечь в постель, несмотря на ее исключительную красоту, ни его обожаемая Корнелия Цинилла никогда не могли додуматься, о чем он говорит, если только он не высказывался прямо. Да даже обладающая совершенно мужским умом Сервилия!
Эта девочка так умна – или просто… она была предназначена для него, Цезаря?
Надо признать, что в какой-то момент непобедимый военачальник и всемогущий диктатор испугался.
Угадывание мыслей дает угадывающему определенную власть над тем человеком, чьи мысли он столь ясно видит. Он никогда – никогда! – не зависел ни от кого, даже от собственной матери, а уж тем более – от другой женщины.
– Когда мы вернемся, мне нужно будет отправляться в Рим.
Она склонила голову. Не возражает. Другие его женщины тоже не возражали, когда он ставил их в известность о своем отъезде. Не возражали просто потому, что возражать Цезарю – нет никакого толка.
Эта же непостижимая женщина, молодая, но уже столько пережившая и такая мудрая, не возражает, потому что действительно понимает: ему пора вернуться. Он проторчал здесь, на египетской земле, почти полтора года. Еще пара месяцев, и в Рим можно будет вообще не возвращаться, потому что станет некуда. Правитель не должен оставлять страну слишком надолго. По крайней мере такую страну, как Рим.
