– Но ведь в нашей стране все всегда женились на сестрах!
– Не все и не всегда. Только цари. И я не знаю, откуда пошла… эта странная традиция. Возможно, она появилась потому, что мы, вернее, наши предки были здесь чужаками, пришлыми… Но ведь тебе Сосиген рассказывал, верно? Так вот, наверное, они таким образом хотели сохранить македонскую кровь, не знаю. Но детки рождались нездоровыми. Иногда… иногда цари заводили деток от других женщин. Как это, например, сделал твой дедушка: моя мама не была его женой. Иногда царицы… рожали не от мужей…
Боги, что она говорит? Разве можно такое рассказывать шестилетнему ребенку? Что он поймет? Хотя Цезарион такой умный, весь в отца…
– Мама, мамочка, не плачь! Ну, хочешь, я вообще не буду жениться! Я лучше буду полководцем! Как дядя Марк!
– Нет, сынок, жениться тебе придется обязательно. Иначе прервется наша династия.
Слово «династия» маленький царь знал. И даже понимал его значение.
Он сперва нахмурился, затем просветлел лицом:
– Мама, но если ты родишь мне брата, то продолжателем династии может стать он! А я буду военачальником!
Мать погладила сына по голове. Она редко позволяла себе ласку по отношению к нему: мальчика нельзя воспитывать, как девочку, особенно если он растет без отца. И особенно если ему предстоит стать властителем большой страны… а может, и не одной.
– Нет, сынок. Правителем Египта будешь ты. Это твой долг, а перекладывать свои обязанности на плечи других просто некрасиво. Твой брат, если у тебя родится именно брат, будет твоим лучшим другом, твоим помощником. Но владыкой должен быть ты. И… я могу говорить с тобой, как с совсем взрослым?
Мальчик кивнул.
– То, что я тебе сейчас скажу, нельзя говорить никому. Понимаешь? Вообще никому.
– Я понимаю, мама.
– Твой отец – Цезарь…
– Я знаю!
– Сынок, первое, чему должен научиться будущий царь – это выдержке. А ведь ты – не будущий, ты уже царь! Перебивать кого бы то ни было, кто дает тебе информацию, неприлично, а к тому же еще и глупо. Дослушай до конца, даже если тебе кажется, что ты все это уже знаешь. Возможно, тебе попадется маленькое зернышко нужной информации, и именно благодаря этому зернышку ты сможешь принять правильное решение.
Маленький Цезарион покраснел; эту особенность он унаследовал от матери. Только вот кожа у него была отцовская, гораздо более светлая, и поэтому краска смущения была видна на его лице сильнее. Ничего, станет постарше, будет больше времени проводить под солнцем, загорит, и это станет не так заметно.
– Так вот, сын. Твой отец, Гай Юлий Цезарь, был… Римляне назвали его богом, да он и был в своем роде богом среди людей. Ты должен был унаследовать его разум, и, судя по тем успехам, какие ты делаешь в науках, ты его унаследовал. А твой брат или сестра… Его отец – Марк Антоний. Он – хороший человек, но… но далеко не гений. Поэтому ребенок его не сможет стать таким царем, каким сможешь стать ты. Тебе все понятно?
Она задала вопрос и тут же вспомнила: «Если я тебе что-то говорю, предполагается, что ты меня понимаешь. Если ты не в состоянии уразуметь настолько элементарных вещей – какой смысл тебе что-либо объяснять?» Но Цезарион все-таки маленький…
– Думаю, да, мама. Только вот ты не думала о том, что новый ребенок может унаследовать и твой ум? Ты ведь у меня жутко умная.
Она благодарно улыбнулась.
– Спасибо, сын. Только твой отец был куда умнее. И я рассчитываю, что ты сможешь укрепить нашу державу, а, возможно, и расширить ее.
– Мама, и еще одно. Антоний уже знает?
Клеопатра качнула головой.
– Нет, мой мальчик. Я решила ему не говорить. Кто знает, когда он вернется, и вернется ли вообще?
Мальчик свел вместе брови.
– Он вернется, мама, вот увидишь.
– Марк Антоний развелся со своей женой, – сообщил Мардиан.
– Развелся? Я не слышала об этом. Когда он успел, Фульвия ведь умерла? Возможно, ты что-то перепутал…
– Об этом не говорят, царица моя, но я знаю точно. Ходили слухи, что она отравилась, но лекарь определил причину смерти как естественную. Но Антоний отправлял ей письмо, в котором сообщалось, что он с ней разводится.
Она равнодушно качнула головой.
– Во-первых, не думаю, что Фульвия способна отравиться из-за кого бы то ни было. Я принимала ее несколько раз. Фульвия – это мужчина в платье, она куда более мужчина, чем все ее мужья, вместе взятые.
– И Марк Антоний? – поднял брови Мардиан.
Клеопатра хмыкнула.
– Марк Антоний – самец, а я говорю о мужчинах. Она даже немножко больше чем нужно мужчина… была. Мне жаль ее. Она была очень красива. Такая величественная! Нет, не думаю, что что-то могло сломить ее настолько, чтобы она покончила с собой.
– Обстоятельства бывают разные, моя царица. Говорят, ее дочь, падчерица Антония, вернулась к своей матери. Ее муж, Гай Октавий, усыновленный Цезарем, вернул ее после двух лет брака. При этом в письме написал, что она остается девственницей.
– Ну, насколько я знаю римлян, то в этом нет ничего позорного.
– То есть ты считаешь, что если за два года супруг ни разу не выполнил свой супружеский долг по отношению к молодой и красивой женщине, то это не позорно для нее?
– О, у этих римлян все достаточно сложно. Юлий много раз объяснял мне, но я так и не смогла найти логики во многих вещах, а понять то, в чем нет логики, мне не под силу.
– Прибавь к этому известие о разводе…
– Да с чего ты взял, что оно было?!
– У меня есть свои источники, моя царица. Ты же знаешь!
Клеопатра вздохнула.
– Почему тогда об этом не говорили? Фульвия – известная и влиятельная особа, да и Марк Антоний тоже не последний человек в Риме.
– Поскольку она умерла, решили не предавать гласности.
– Ох, да какое мне дело до того, развелся он или нет.
– Помнится, ты мечтала в свое время, чтобы Цезарь развелся с Кальпурнией…
Лицо царицы побледнело; она низко наклонилась к сидящему в кресле Мардиану:
– Никогда, ты слышишь – никогда не сравнивай Гая Юлия и Марка Антония! Иначе мы с тобой всерьез поссоримся.
Мардиан склонил голову.
– Но, может, тебе будет интересно, что Марк Антоний отправил жене письмо с сообщением о разводе в тот день, когда ты впервые возлегла с ним на ложе? Я думаю, он все-таки хочет жениться на тебе.
Боги, о ней всё всем известно! Даже когда она переспала с Антонием. Впрочем, Мардиан – это не все. А вот эти разговоры о разводе с Фульвией следует прекратить раз и навсегда.
Лицо царицы приобрело жесткое выражение:
