– Именно, – кивнул Дюрер.
– Но сейчас я не знаю, смогу ли помочь тебе. И даже не знаю, хочу ли.
– В каком это смысле? – Дюрер непонимающе посмотрел на приятеля.
– На днях я беседовал с одним психологом, потому что, как выяснилось, Карл принимал сильнодействующие препараты, когда признался, что насиловал Линнею.
– Да, жуткая была история. – Дюрер передернулся и не слишком убедительно изобразил отвращение. – Но я-то здесь при чем?
– София Цеттерлунд – психолог, которая говорила с Карлом, – уверена, что медикаменты не повлияли на его сознание, к тому же дочь подтверждает его рассказ. Кстати, она тоже проходит терапию у Софии Цеттерлунд.
– Что-что? Девочка ходит на терапию? – изумился Дюрер. – Но я думал, что Аннет… – Он замолчал, и фон Квист уцепился за его замешательство.
– Так что с Аннет?
У Дюрера забегали глаза.
– Н-ничего. Я только думал, что теперь, когда все закончилось, им стало полегче. Кстати, разве дело против Карла не закрыли после его смерти?
Во всем облике Вигго Дюрера было что-то, что только укрепило подозрения прокурора Кеннета фон Квиста насчет того, что психолог София Цеттерлунд, несмотря ни на что, была права.
– Дело, разумеется, закрыто, но теперь Линнея утверждает, что и ты тоже был вовлечен в… как бы это выразиться… предприятие, основанное Карлом?
– О, черт. – Дюрер побледнел и схватился за грудь.
– Ты как? С тобой все в порядке?
Адвокат что-то простонал, несколько раз глубоко вдохнул, после чего поднял руку, словно отвергая помощь:
– Ничего страшного. Но то, что ты говоришь, меня очень тревожит.
– Понимаю. И поэтому мы должны взглянуть на дело прагматично. Понимаешь, что я имею в виду?
Дюрер кивнул. Казалось, силы возвращаются к нему.
– Я позабочусь об этом.
Bene vita, Виктория Бергман, Вита Берген
Bene vita. Хорошая жизнь.
Все могло быть совсем по-другому. Все могло быть хорошо.
Могло быть так хорошо.
Если бы только он был другим. Если бы только он был хорошим.
Только был хорошим.
Везде рисунки. Сотни, может быть – тысячи. Наивные детские рисунки, разбросанные по полу, пристроенные на стенах.
Все – очень подробные, но сделанные ребенком.
Она увидела дом в Грисслинге, до и после пожара. Еще там был коттедж в Дала-Флуда.
Птица с птенцами в гнезде, до и после того, как Виктория сбила его палкой.
Малышка возле маяка. Мадлен, ее девочка, которую у нее отняли.
Вечером она вспомнила, как сказала Бенгту, что беременна.
Перепуганный Бенгт вскочил с кресла. Бросился к ней, завопил:
– А ну лезь на стол!
Потом схватил ее за руки, сдернул с дивана.
– Прыгай, а ну прыгай!
Они стояли друг напротив друга, и он тяжело дышал ей в лицо. Чесноком.
– Прыгай! – повторил он.
Она вспомнила, как он дергал головой. Никогда, подумала она. Не заставишь.
Тогда он взял ее под мышки и поднял. Она сопротивлялась, но он был сильнее. Он потащил ее к лестнице, ведущей в подвал.
Она рыдала.
Она пиналась и лягалась, до смерти боясь, что он сбросит ее с лестницы.
Но они не дошли до лестницы. Он выпустил ее, она быстро скорчилась у стены и ощетинилась:
– Не трогай меня!
Он тогда тоже плакал. Сел в кресло и повернулся к ней спиной.
Она оглядела комнату, которую использовала как убежище. Среди рисунков и листочков, наклеенных на стены, она заметила газетную статью о китайских детях-беженцах, которые прибывают в аэропорт Арланда, имея при себе фальшивый паспорт, мобильный телефон и пятьдесят американских долларов. Как они потом пропадают. Сотнями, каждый год.
Табличка с цифрами – система хукоу
[25]
.
В углу – ее собственный велотренажер. Крутила педали часами, а потом умащивала себя благовонными маслами.
Она вспомнила, как Бенгт вцепился ей в локоть, сжал.
– Лезь на стол, – всхлипнул он, не глядя на нее. – Лезь на стол, скотина!
С ощущением, что она находится в чьем-то чужом теле, она шагнула на стол и повернулась к нему.
– Прыгай…
И она прыгнула. Шагнула на стол и прыгнула еще раз. И еще раз. И еще.
Через несколько минут он вышел из комнаты, но она продолжала прыгать, словно в трансе, пока по лестнице не спустились та африканская девочка. На девочке была маска. Лицо холодное, ничего не выражает. Пустые черные дыры глазниц, за которыми – никого.
Это не умерло, подумала София.
Она жива.
«Сольрусен»
Утром следующего дня Жанетт поехала прямо в Мидсоммаркрансен, чтобы повидать Софию Цеттерлунд – старшую. Найдя наконец свободное место на парковке возле метро, она заглушила мотор древней «ауди».
Несмотря на сделанный не так давно основательный ремонт, с машиной вечно оказывалось что-нибудь не так, словно механики, устранив одну неполадку, сеяли в механизм другую. Если все было нормально с охлаждающей системой, головкой цилиндра или вентиляторным ремнем, то оказывались неправильно установлены шины, обнаруживалась дыра в выхлопной трубе или барахлила коробка передач. Вот и теперь мотор будто задыхался, издавая хрипы, сопровождаемые вздохом. Жанетт предположила, что сырая погода последних дней доконала старую аналоговую механику.
Дом престарелых, где проживала ныне София Цеттерлунд, располагался в одном из желтых строений в функционалистском стиле неподалеку от Свандаммспаркена.
Жанетт всегда нравились районы Аспудден и Мидсоммаркрансен, построенные в тридцатые годы и похожие на городки в городе. Вот где лучше всего провести последние годы жизни, думала она.
Она знала, что в этой идиллии имеются трещины. Вплоть до того, что пару лет назад здесь, всего в нескольких кварталах от дома престарелых, квартировал байкерский клуб «Бандидос».
Жанетт миновала кинотеатр «Теллус», прошла еще несколько кварталов и свернула направо, на узкую улочку. Возле первой же двери налево стояла распорка, приглашающая ее в пансионат для престарелых «Сольрусен».
