Ответ пришел, когда зазвонил ее мобильник.
— Вероника, — сказала женщина, приняв вызов.
Потом хмыкнула в ответ на реплику своего невидимого собеседника и завершила разговор.
— Коллега, — пояснила она Алексу.
— Понимаю, — отозвался тот, чтобы что-нибудь сказать.
Дальше они ехали молча. Миновали Кунгсхольмен и мост Транебергсбрун. Вид отсюда открывался впечатляющий. Наверное, Стокгольм самая красивая столица мира.
Тут зазвонил телефон Алекса. На душе потеплело, когда он увидел на дисплее номер Дианы.
— Что слышно об Эрике?
От волнения ее голос звучал глухо. Диана сама потеряла ребенка, дочь. Она, как никто другой, знала, что значит смерть существа, созданного из твоей плоти и крови.
Алекс испугался собственных мыслей.
— Ничего, но мы работаем.
«Мы работаем». Времени половина шестого. До пункта назначения семьдесят пять минут полета, а они до сих пор изыскивают способ предотвращения катастрофы.
Алекс слушал ее дыхание и думал, что бы с ним было, если бы они не встретились. Он уже не верил, что сможет влюбиться еще раз, и очень удивился тому, как легко все произошло. Когда Диана раскрыла ему свои объятия, сердце Алекса словно растаяло и ему снова захотелось жить.
Машина остановилась. Они на месте.
— Я перезвоню позже, — пообещал Алекс.
Он нажал кнопку — и Диана исчезла. Алекс опустил мобильник в карман и ступил на лестницу в подъезде дяди Захарии. Вероника шла следом.
Дядя уже успел засветиться в газетах, где не скрывал своего возмущения тем, как власти обошлись с его племянником. Алекс понимал его чувства, однако, как представитель закона и борец с преступностью, разделять их не мог.
На теплый прием следователи не рассчитывали, однако неприкрытая враждебность, с которой встретил непрошеных гостей Муса Келифи, могла обескуражить кого угодно.
Дядя Келифи эмигрировал тридцать с лишним лет назад, поэтому по-шведски говорил почти без акцента.
— Что вы здесь делаете? — прямо с порога набросился он на Алекса и Веронику. — Как только у вас рука поднялась позвонить в мою дверь?
Последний вопрос показался Алексу вполне уместным.
— Мы хотим помочь вам и Захарии, — ответила Вероника.
Муса застыл в дверях. Судя по всему, он не собирался впускать их в квартиру.
— Я был у вас, — обратился он к Веронике. — Приходил в СЭПО, когда шел суд, помните?
— Помню, — кивнула Вероника. — Тогда с вами беседовали двое наших следователей, а потом они оставили вам телефоны, по которым вы могли бы созвониться с нами в любое время.
— И что я тогда говорил?
— Не знаю, я не присутствовала при вашем разговоре.
— Я говорил, что Захария невиновен. — Глаза Мусы заблестели. — Я стоял перед вами и умолял отпустить его. Но никто не пошевелил пальцем, чтобы помочь моему племяннику.
Алекс не занимался делом Келифи и понятия не имел, чем тот заслужил такое внимание СЭПО. Однако ему не раз приходилось работать с людьми, чьи родственники были не в ладах с законом.
— Послушайте, Муса, — начал он, — ситуация изменилась. Вы, наверное, следите за новостями и знаете, что террористы, которые захватили самолет, требуют отпустить вашего племянника.
— Разумеется, я об этом знаю, — подтвердил Муса Келифи. — Но я не имею ко всему этому никакого отношения. Совершенно.
Алекс сделал шаг вперед:
— А вы не впустите нас на минутку? Как-то глупо беседовать на лестничной площадке.
Прошла секунда, потом еще одна. Только после этого Муса Келифи отошел в сторону, освободив проход непрошеным гостям.
— Только на минутку, — предупредил он.
— Мы и не думали задерживаться у вас дольше.
Муса пригласил их в гостиную, стены которой украшали многочисленные картины и выставленные на полках керамические чаши. Алекс мысленно вздохнул. Диана что угодно готова была отдать за такие штуки!
Вероника расположилась на диване, Алекс устроился рядом с ней. Муса Келифи взял себе табурет, который оказался для него слишком маленьким, так что, сидя на нем, старик походил на великана.
— Итак, где вы работали летом две тысячи второго года? — начала Фредрика.
— На фабрике «Эрикссон» в Кисте. Вплоть до ее закрытия.
— Вам знакомо имя Карима Сасси?
Старик наморщил лоб. Алекс приготовился было услышать отрицательный ответ, как вдруг Келифи медленно произнес:
— Сасси — как же, припоминаю. Сын моей коллеги Марины.
— И Захария с ним когда-нибудь встречался?
Муса снова задумался.
— Как-то летом племянник гостил у меня в Швеции. Полагаю, это было именно в две тысячи втором году, еще до того, как он поступил в университет. Своих детей у меня нет, и я боялся, что мальчик у меня заскучает. Поэтому и попросил Марину свести Захарию с ее Каримом.
— И они подружились?
— Я бы не сказал. Общались всего несколько раз. Захария не говорил по-шведски. Правда, его английский уже тогда был неплох, но все равно не такой, как у Карима. Сестра Захарии, вот кто блистал в той семье по части языков! По-шведски она заговорила раньше меня. — Он задумался. — А к чему эти вопросы про Захарию и Карима?
— К сожалению, этого сказать мы вам сейчас не можем.
Муса понимающе развел руками:
— Не хотел бы я иметь такую работу, как у вас. — Он пристально посмотрел в глаза Вероники. — Врываться в дома к незнакомым людям и спрашивать глупости. Неужели не стыдно?
Очередной вопрос застрял у Вероники в горле.
— У нас бывают разные задания, — тихо пояснил Алекс.
— Например, подставить Захарию, чтобы использовать его в своих интересах? — съязвил Муса. — Мне плевать, что за дела у него были с Каримом. Если у вас больше нет вопросов, я хотел бы остаться один.
— А они могли видеться после две тысячи второго года? — поинтересовалась Вероника.
— Не думаю, — покачал головой Муса. — Я бы знал об этом.
Келифи проводил следователей до двери. Беседа затянулась на несколько минут, и теперь, судя по всему, ему не терпелось от них избавиться.
— Я разочаровался, — сказал он в прихожей. — И в вас, и в Швеции. Знал бы, что здесь возможно такое, давно вернулся бы в Алжир.
Возразить было нечего. Ни у Алекса, ни у Вероники не осталось сил объяснять, что Захария помогал террористам, а потому представляет угрозу безопасности этой страны и должен ее покинуть. Не говоря уже о том, что сам Муса не исключал для себя варианта возвращения на родину, о чем только что обмолвился. Как дядя Захарии, он не представлял своего племянника преступником и не желал взглянуть на дело с позиции Алекса и Вероники. Это понятно.
