— Извини, но сейчас я страшно занят.
— Понимаю, я всего лишь хотела…
Собственно, чего она хотела? О чем она думала, когда набирала его номер? Ни о чем.
— Ты хочешь спросить меня о терактах?
— Да.
Ее голос дрожал, а Рехт говорил, как всегда, уверенно:
— Не знаю, что и сказать тебе… Слишком много непонятного. Черт возьми, бомбы по всему городу!
В трубке раздался треск, как будто Алекс стоял на улице и вдруг подул ветер. Фредрика выглянула в окно. Дождь, как обычно в это время года. Разговор с бывшим начальником почему-то успокоил Фредрику. Если за дело берется Алекс, все закончится хорошо.
— А парламент?
— Точно неизвестно, но есть основания полагать, что кто-то просто решил отвлечь наше внимание от риксдага на время дебатов.
— О боже!
— И если эта догадка верна, мы столкнулись с очень опасным сценарием.
Фредрика пробежала глазами текст на мониторе.
— Террористы льют воду на мельницу ксенофобов. Особенно сейчас, когда дебаты сорваны.
— Они не сорваны, речь идет всего лишь об их переносе, — поправил Алекс. — Спикер был в ярости, когда разговаривал с СЭПО. «Дискуссия состоится завтра при любом раскладе! Ее отмена еще больше осложнит наше положение!» — кричал он.
Спикер отличался горячим темпераментом и здоровым чувством юмора. Фредрика не знала никого, кто бы не любил его, независимо от партийной принадлежности.
— Мне пора, заканчиваем, — предупредил Алекс.
— Ты звони, не стесняйся, если будут новости… или просто так.
Алекс вздохнул:
— А может, ты скучаешь по полиции?
Скучает ли она?
— Нет-нет, я очень довольна новой работой. Куча бумаг и отчетов… ты же помнишь, это как раз то, что мне нравится.
— Я-то думал, ты такая же, как мы, полицейские. Все время стремишься туда, где жарко.
Она не отвечала.
— Береги себя, скоро созвонимся.
Алекс завершил разговор, и Фредрика отложила телефон в сторону. На часах без десяти пять. Вот-вот прогремит первый взрыв.
От дождя волосы Эден Лунделль покрылись мелкими кудряшками. Сигарета погасла. Чертова погода! Эден выбросила окурок и зашагала в направлении риксдага.
У дверей ее остановил полицейский:
— Простите, но сюда нельзя.
Эден достала свое удостоверение, и парень в форме посторонился. Охрана уважительно посмотрела ей вслед.
Когда она сказала, что собирается ехать в парламент, Себастьян недоуменно округлил глаза:
— Ты руководитель подразделения, тебе не следует выезжать на такого рода операции.
Он говорил это вполне доброжелательно и в то же время будто наставлял ее. Так некоторые отцы общаются со своими детьми. Сама Эден всегда старалась держаться с дочерями как со взрослыми, без сюсюканья и угроз.
— Я хочу там быть и буду.
— Тогда возьми с собой кого-нибудь. — Себастьян начал раздражаться. — Хотя бы одного из моих аналитиков.
— Хочешь навязать мне какого-нибудь горе-арабиста?
Она сказала это с презрением, о чем тут же пожалела. Но Себастьян, всегда такой сдержанный со своими коллегами, конечно, не обиделся.
— Там же черт знает что творится…
— Все верно, — согласилась Эден. — И ты обо всем этом имеешь весьма слабое представление. Но это совершенно не важно, Себастьян. Просто предоставь возможность действовать тем, кто еще способен в этом разобраться. В конце концов, я должна буду что-то сказать ГД, когда с ним встречусь.
Это был совершенно ненужный конфликт. Эден хорошо работалось с Себастьяном. И все-таки она не удержалась лишний раз подколоть его и его аналитиков. Под «горе-арабистами» она имела в виду тех, кто указывал в верхней строчке своего резюме, что много лет изучал арабский язык, однако и на самой обыкновенной рабочей встрече с арабами не мог обойтись без переводчика. Разумеется, это не мешало им быть хорошими аналитиками. Сотрудники Себастьяна отличались высокой квалификацией. И далеко не все изучали арабский и должны были уметь говорить на этом языке. Черт возьми! Эден знала, что ей придется за это извиняться. Если Себастьян когда-нибудь вспомнит об этой размолвке, будет очень неудобно.
Эден тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Сейчас надо было сосредоточиться на риксдаге. «В каком все-таки мрачном здании заседает шведский парламент, — подумала она. — Совсем не то, что британский, французский или израильский».
Здание кнессета в Иерусалиме, при всей своей простоте, изумительно. Оно напоминает о молодости Государства Израиль и драматичности его истории. Одно время Микаэля тянуло в эту страну, куда уехали родители Эден. Но она не представляла себе, как будет там жить, и не хотела, чтобы там росли ее дети. Ее мнение было решающим. Если единственный еврей в семье не желает уезжать, тут уж ничего не поделаешь.
Немного пройдя по коридору, Эден увидела Алекса. Он разговаривал с кем-то из полиции. Заметив Эден, помахал ей рукой.
— Вас, я вижу, тоже потянуло на место события? — обратилась к нему Эден.
— Ситуацию надо держать под контролем. — Алекс будто смутился.
— Совершенно с вами согласна. Нашли что-нибудь?
— Ничего. Но все ведь только начинается.
Эден огляделась. Кругом полиция. Примерно так сейчас выглядят Королевская библиотека, универмаг «Оленс» и Розенбад.
Все-таки довольно странный подбор мест.
Зазвонил телефон, и она услышала голос Микаэля:
— Что произошло?
Словно он, как священник, имел своего личного полицейского, чтобы всегда получать информацию из первых рук. Эден во всем любила порядок.
— Мы пока не знаем, — ответила она, отворачиваясь от Алекса.
— Насколько это опасно?
— Что? Нет-нет… Тебе не о чем беспокоиться, Микаэль.
— В самом деле? Но я видел снимки в газетах. Это похоже на большие народные гулянья.
Эден не поняла, что он имеет в виду, и завершила разговор.
— Мой муж, — объяснила она Алексу.
— Тоже полицейский?
— Нет, священник.
Алекс посмотрел на нее с таким видом, будто с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться.
— Понимаю, — сказала Эден, — я мало похожа на жену священника.
Она провела ладонью по мокрым прядям, пытаясь придать им видимость прически. К ним подошел полицейский в форме.
— На улицах неспокойно, очень много народу, — сообщил он.
«Это похоже на большие народные гулянья», — вспомнила Эден слова Микаэля.
