Никто не вышел. Виктор позвонил снова. Опять никого. Конечно, если Флитвуд в доме один, ему потребуется какое-то время, чтобы ответить на звонок, потому что к двери нужно подъехать в инвалидном кресле. Дженнер продолжал стоять у двери, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, не готовясь ничего сказать. Воздух был насыщен свежим цветочным запахом, который он ощущал давно в прошлом, но не мог вспомнить где. Позвонил в третий раз. Должно быть, Флитвуда нет дома.
Виктор посмотрел в два передних окна уютно обставленной комнаты. Внутри были книжные полки, картины на стенах, цветы в вазах. На журнальном столике лежала сложенная газета «Гардиан», рядом с ней пачка сигарет, стеклянная настольная зажигалка и как будто бы адресная книга. Он пошел вокруг дома, но окон больше не было, кроме одного, ванной или туалета. Цветочный запах ощущался гораздо сильнее, когда Виктор миновал боковую стену и оказался позади дома. Запах цветов здесь был еще сильнее. Оглянувшись по сторонам, Виктор заметил какое-то вьющееся растение, густо покрытое розовато-золотистыми цветами, возможно жимолость. Она закрывала всю заднюю часть дома. Дженнер сделал несколько шагов по дорожке, потом остановился и оглянулся. На каменной террасе, шедшей во всю длину дома, в дальнем конце, закрытая цветами жимолости, стояла девушка и смотрела на него. Перед ней был круглый садовый столик из тика, в центре был закреплен пляжный зонтик, его тент в сине-белую полоску еще не был раскрыт.
Это была та девушка, что шла по аллее вместе с Флитвудом неделю назад. Хотя Виктор видел ее только издали, он почему-то был в этом уверен.
– Привет, – сказала она. – Это вы звонили? Телефон плохо работает, видимо, где-то перебило провод.
Он сделал два шага к ней по траве, к краю террасы. Слегка улыбаясь, полагая, видимо, что Виктор пришел снять показания счетчика или предложить какой-то товар, девушка нагнулась над столом, чтобы раскрыть зонтик.
– Что привело вас сюда?
Виктор не ответил, потому что широкий зонтик раскрылся и девушка отошла в сторону, открыв взгляду застекленные двери, соединяющие террасу и дом. Там стояло инвалидное кресло, в котором сидел Дэвид Флитвуд, держа руки на колесах. Хватило быстрого взгляда, чтобы понять: он не узнал Виктора. На лице бывшего полицейского было немного любопытства и легкая вежливая улыбка. Виктору сжал горло необъяснимый спазм, но при этом он испытывал явное удовольствие, поняв, что в жизни Флитвуд выглядел значительно старше, чем на фотографиях. Дженнер облизнул губы. Он не был готов к тому, что Флитвуд его не узнает, и не знал, что делать дальше. Хозяин дома, привычно вращая колеса, съехал по пандусу и остановился примерно в ярде от стола. Виктор проговорил:
– Я Виктор Дженнер. – И добавил: – Вы должны помнить мое имя.
Девушке эта фраза ничего не сказала. Она придвинула к столу один из шезлонгов и села. В выражении лица Флитвуда, широкого, смуглого, с черными бровями и ясными синими глазами, произошла перемена. Оно было не столько мрачным, сколько недоумевающим и удивленным.
– Что вы сказали?
– Сказал, что я Виктор Дженнер.
– Господи, – произнес Флитвуд. – Господи, вот так так…
Девушка вопросительно посмотрела на Дэвида. Он попросил:
– Клара, принеси нам по чашке чая. Ты не против? Не будешь возражать, если я попрошу тебя оставить нас вдвоем на пять минут, так ведь?
Девушка широко раскрыла глаза:
– Оставить вас вдвоем? Почему?
– Пожалуйста, Клара. Сделай это для меня.
Голос бывшего полицейского стал настойчивым, в нем проскользнула нотка испуга.
– Хорошо.
Девушка встала. Она была красива. Виктор удивился, что отметил это в такую минуту, и почувствовал себя слегка ошеломленным, смущенным ее внешностью: копной белокурых волос, белой кожей, правильными чертами лица. Ясные синевато-зеленые глаза недоуменно обратились с Флитвуда на него, потом снова на Флитвуда:
– С тобой будет все хорошо?
– Конечно.
Девушка пошла в дом. Сперва неуверенно, потом быстрее, она скрылась за дверью, ведущей на кухню. У Флитвуда был спокойный, твердый голос. Полицейский навсегда остается полицейским, подумал Виктор. Флитвуд, казалось, заставлял себя оставаться спокойным – Дженнер всегда завидовал людям, способным контролировать эмоции и чувства.
– Зачем вы приехали?
– Не знаю, – ответил Виктор. Он и в самом деле не знал, зачем приехал. – Я хотел вас увидеть. Я уже три недели на свободе. Почти месяц прошел.
– Знаю, – проговорил Флитвуд. – Мне сообщили.
Казалось, он вспоминает, что ему сказали далеко не только это, что его предупредилио том, что Виктор снова на свободе, или он сам насторожился, узнав об этом. Его сильные, крепкие, смуглые руки сжимали колеса инвалидного кресла.
– Вот не думал, что мы встретимся – таким образом.
Виктор чуть ли не с отчаянием повторил:
– Я хотел видеть вас.
– Это случайно не вы звонили в обеденное время?
Виктор кивнул. Облизнул губы и утер их тыльной стороной ладони. Край стола врезался ему в бедра, и он грузно оперся на него обеими руками.
– Будьте добры, садитесь, – тут же предложил Флитвуд и, когда Виктор сел в один из шезлонгов, добавил: – Вот и хорошо. – Казалось, он испытал облегчение или вновь обрел хладнокровие. – Не хотите сигарету? Нет? Мне бы тоже не стоило, я и так слишком много курю, но сейчас не могу удержаться. Я рад, что это звонили вы.
Виктор обнаружил, что держится за сиденье шезлонга, до боли сжимая углы накрытой брезентом подушки.
– Почему… почему вы рады?
– Одно время я получал очень неприятные телефонные звонки. Не столько непристойные, сколько злобные, оскорбительные. И анонимные письма. Но звонки были несколько… ну, раздражающими. И они снова начались в последнее время.
Девушка по имени Клара вернулась с подносом.
– Они отвратительны, – продолжила она. – Называют Дэвида «фараоном», «легавым», а главное – сожалеют о том, что тот мерзавец не довел дела до конца, так и не убив его.
Виктор издал какой-то невнятный звук. Было ясно, что Клара считает его старым приятелем Флитвуда с тех времен, когда еще не была знакома с ним. И сам Флитвуд был неприятно поражен тем, что она сказала. Он затянулся сигаретой, выпустил дым и заговорил:
– Это Клара Конуэй. Если, как предполагаю, вы узнали, где я живу, из интервью в «Стандард», то знаете, кто она. – Он сделал паузу, и Виктор едва заметно кивнул. – А где живете сами?
В голосе его звучала какая-то властность, он был требовательным, хоть и добрым. Может быть, Виктор поэтому ответил так, словно подавал заявление о приеме на работу или о выдаче документа:
– Эктон, Толлешант-авеню, 46. – И добавил: – У меня комната.
Клара выглядела озадаченно, настороженно. Она подала Виктору чашку чая и указала на сахарницу. Руки у нее были маленькими, загорелыми, довольно полными. И хотя худощавой она не была, однако никто не назвал бы ее пухлой, разве что хорошо сложенной и аппетитной. Когда она наклонилась, чтобы взять сахарницу и передать Флитвуду, Виктор увидел верх ее округлых, гладких грудей над вырезом бело-розового платья. Ее брови, словно крылья мотылька, были сведены домиком.
