В среду утром, когда Виктор приехал к Мюриель, Джапп был уже там. Они пили кофе в столовой, а человек, которого старьевщик назвал зятем, уже начал грузить мебель в автофургон. На сей раз тетушка была одета подобающе случаю. На ней были юбка и блузка с цветочным узором, чулки и туфли со шнуровкой вместо ночного платья и халата. Она причесалась и подкрасила губы. Неизменным остался только запах камфары. Виктору пришло в голову, что старухе понравился Джапп и специально для него она заказала швейцарский рулет и свежее печенье.
Дженнер сообщил им, что пойдет поможет грузить мебель. Вместо этого он быстро поднялся в спальню Мюриель. Комната находилась прямо над гостиной, так что вероятность, что старуха и старьевщик услышат его, была крайне мала: в этом возрасте многие уже начинают жаловаться на потерю слуха.
Мюриель была так занята подготовкой к приезду Джаппа, что не застелила кровать. Из расстегнутого брюха игрушечной розовой собаки торчали две нейлоновые ночные рубашки. Одно из окон было открыто. Если бы так пошло и дальше, вполне вероятно, что тетя пришла бы в себя и стала выходить из дома. Виктор открыл дверцу шкафа, и сквозняк из окна хлестнул его по лицу черным шелковым плащом Мюриель. Она была в нем тем вечером, когда мать Виктора повезла свою сестру в больницу, а за время их отсутствия Дженнер вошел в дом и стащил пистолет Сидни. Возможно, он мог бы взять еще один ключ и изготовить новую копию.
Сумочки находились в том же отделении шкафа, в том же положении, как он оставил их в прошлый раз, только нужная, из искусственной крокодиловой кожи, лежала на другой полке. Теперь, когда Мюриель пила чай и болтала с Джаппом, времени на осматривание и ощупывание у Виктора было больше. Он расстегнул сумочку и увидел внутри деньги, аккуратно сложенные, по пачке в каждом из рубчатых шелковых отделений. К горлу подступила знакомая тошнота. Дженнер старался дышать как можно глубже. Почему бы ему не пригласить Дэвида с Кларой в приличное место, угостить их какими-нибудь деликатесами? Из прочитанного в последние недели он усвоил, что роскошный обед на троих даже в самом отдаленном пригороде может стоить около ста фунтов. Почему бы не истратить на них сотню?
Виктор вынул одну из пачек, оставив отделение сумочки пустым. Некоторые из банкнот были номиналом по пятьдесят фунтов, красивые, золотисто-зеленые. Он не помнил, чтобы раньше видел такие – они были новыми, по крайней мере новыми для него. Ему пришло в голову, что, скорей всего, это пенсия Мюриель. Ее приносит соседка Дженни. Видимо, когда-то тетя оформила все документы на нее и теперь может и вовсе не волноваться о деньгах, тем более выходить из дома. Вот бы ему так жить! Тогда как же старуха оплачивает покупки и все эти журналы? Наверняка чеками. Почему бы нет? Виктора не удивляло, что Мюриель хранит все эти деньги наличными. Он знал почему. Она чувствовала себя в безопасности, когда в доме много денег, в каждом шкафу, насколько он знал, в каждом ящике стола, скорее всего, даже в туфлях и в карманах одежды. Понимал, что, если бы ему привалило такое наследство, он поступал бы так же. Сидни оставил старухе много денег. Пенсия была для нее вроде глазури на роскошном торте, такой глазурью, какую можно снять и оставить на краю тарелки. Мюриель не может знать, сколько у нее наличности, а тем более понять, сколько исчезло. Он вынул все деньги из соседнего отделения, а потом распределил оставшиеся так, что на первый взгляд было бы не заметно, что кто-то, помимо хозяйки, брал деньги. Следующая сумочка оказалась пустой, но в красной кожаной, украшенной множеством позолоченных побрякушек, оказалась перехваченная резиновой лентой пачка десяток. Виктор достал из нее двадцать банкнот. В общей сложности у него было пятьсот фунтов. Он едва верил своему счастью.
Он непременно вернется еще раз и тогда узнает, проверяет ли сохранность своих сбережений Мюриель или нет. Сейчас он был абсолютно уверен, что эти сумки старуха использует как тайники или банковские ячейки. Заполнив одну, она переходит к следующей, постепенно заполняя, например, полку, выдвижной ящик стола или коробку, возможно, даже не в этой комнате. Он выдернул с темени волос и положил его на защелку черной сумочки. Достать одну из них, не сдвинув этого волоса, было невозможно.
Виктор услышал внизу голос Джаппа. Они с Мюриель выходили из столовой, и старьевщик, естественно, отправится прямиком в гараж, где должен находиться Виктор. Может, это не имело особого значения, но ему лучше было спуститься. Он нечаянно увидел свое отражение в трюмо. Вороватое выражение лица, злобное, хитрое, расчетливое, поразило его. Он расправил плечи. Поднял голову. Не скажи Мюриель, что завещает свою недвижимость и все деньги Британскому легиону, он бы не притронулся к этим бумажкам. Или, в крайнем случае, положил бы деньги обратно, если бы она только сказала, что все завещает ему. Тогда он бы и не подумал снова приходить за деньгами. Поделом ей. В составленной должным образом правовой системе должен был бы существовать закон, обязывающий людей завещать свою собственность только родным.
Джапп ничего не сказал по поводу его отсутствия и не спросил, где он был. Он собирался погрузить в фургон инвалидное кресло отца Виктора и уже вез его по пандусу. Почти все было погружено, и шторы валялись смятыми тряпками на полу. Виктору пришла блестящая мысль. Клара дважды сказала, что кресло Дэвида нужно заменить. Почему бы не предложить Флитвуду это? Кресло хорошее, это видно сразу, и отец пользовался им не больше полугода. Это ортопедическое кресло фирмы «Эверетт и Дженнингс» с настоящей кожей и хромированными деталями. Виктор подумал, что оно будет отличным подарком. Конечно, у Дэвида есть дом, хорошая мебель, очевидно, он ни в чем не нуждается, но на жизнь у него, должно быть, есть только пенсия по инвалидности, а не громадный унаследованный капитал, как у Мюриель. Едва ли он может при желании взять и купить новое кресло.
– Хочешь конфету, петушок? – сказал Джапп, протягивая пакетик.
– Можешь дать мне одну, – перебил его зять. – Я делаю тебе услугу всякий раз, когда забираю у тебя очередной пакетик. Я похож на тех людей, которые отбирают очередную сигарету у заядлого курильщика. Можно сказать, что я состою в Службе спасения.
– Кевин, я не так уж плох, – смиренно проговорил Джапп. – В тысячу раз лучше, чем был. Ты не назовешь меня зависимым, так ведь? Пристрастным назвать меня можно, но зависимым – нет.
– Он мятоголик, – пояснил со смехом Кевин. – Джозеф Джапп, А.М, член клуба «Анонимные Мятоголики».
– Я не хочу отдавать это инвалидное кресло, – перебил их Виктор. – Я передумал и оставлю его.
– Он говорит мне это теперь, – усмехнулся Джапп. Вытащил кресло, поставленное между книжным шкафом и горой подушек. – Придется слегка сбавить покупную цену. Ты наверняка принял это в расчет. Четыреста фунтов.
– Четыреста двадцать, – сказал Виктор.
Джапп толкнул кресло, и оно покатилось по пандусу.
– Четыреста десять, это мое последнее слово. Как думаешь, твоя тетя выйдет из дома, чтобы выпить со мной? Или пойти в кино?
– Она никогда не выходит.
Джапп отправил в рот еще одну конфету. Пакетик опустел, он скомкал его и бросил в заднюю часть фургона.
