Виктор бросился бежать, не разбирая дороги, пытаясь привести в порядок одежду на ходу. Позади послышался мужской голос:
– Где ты? Что случилось?
Вскрик, всхлипывание. Наступившая тишина словно молотом ударила Виктора. Он боялся остановиться хотя бы на миг, хотя чувствовал, как из его раны хлещет кровь – по синей тенниске расплывалось большое бурое пятно. Он бежал все дальше в глубь леса, не представляя, куда направляется, не обращая внимания на крапиву, жесткие кусты ежевики и бесконечный папоротник. И все время Виктор прислушивался, нет ли за ним погони. «Они побегут за мной, – думал он, – как в тот день, когда я влез в тот дом на Солент-гарденз, меня преследовали Хизер Коул и тот мужчина». Ежевика зацепилась за его джинсы, он споткнулся и чудом удержался на ногах, но через секунду упал ничком, ощутив кожей мокрый мох и колючие кусты.
Встав на колени, Виктор прислушался. Руки жгло от крапивы, грудь саднило, и он был уверен, что рана все еще кровоточит. Тишину нарушал лишь слабый, напоминающий жужжанье насекомого, шум далекого самолета. Его лица коснулись разлапистые, холодные от ночной росы листья папоротника. Он встал, продолжая прислушиваться. Погони не было. В этот раз ему повезло. Должно быть, они были любовниками, тайно встречавшимися в лесу. Каждый из них что-то врал дома, чтобы сбежать на свидание. Они просто не могли его преследовать, ведь, если они бы его поймали, пришлось бы идти в полицию, а там потребовали бы объяснений. Их тайна была бы раскрыта, и это привело бы к концу их тайного романа. Виктор содрогнулся от облегчения. Но им почти сразу же вновь овладел страх: как сильно она его ранила? Не истечет ли он кровью до смерти?
Внезапно наступила ночь. Он даже не заметил, как вокруг стало темно. Он только ощущал темное влажное пятно на груди. Небо все еще сохранило цвет уходящего дня, верхушки деревьев были похожи на черные кладбищенские букеты. Виктор точно знал, что где-то здесь должна быть тропинка, такие места пересекают сотни дорожек. В конце концов, он был не в деревне, а в большом парке, немногим более диком, чем Хэмпстед-Хит.
Виктор рассчитал, что та часть леса, где он находился, должно быть, огорожена тейдонской дорогой, с которой он сошел, идущей от Лоутона до Уэйк-Армз, Клэйз-Лейн и Дебден-Грин. Некогда, давным-давно, он вез кого-то из Дебден-Грин в Кембридж и имел какое-то представление об этой местности. Возвращаться тем же путем было нельзя; несмотря на его рассуждения, это было бы слишком рискованно. В темноте было не видно, который час, очевидно, не больше десяти. И во всем этом виноват Дэвид. Почему он не убил Дэвида тогда, на Солент-гарденз?
Виктор не знал, сколько прошло времени, когда он все-таки очутился на какой-то тропинке или лесной дороге. Теперь он уже не думал, что Эппингский лес представляет собой что-то вроде загородного лондонского парка. Этот был настоящий смертельный лабиринт деревьев, кустов, бесконечных лощин и полян. Виктор шел по первой попавшейся ему на пути тропинке, не имея понятия, куда она его приведет. Ему казалось, что он весь в крови, что кровь у него не только на теле, но и на руках, потому что, идя ощупью, он пытался сжимать края раны и остановить кровотечение. Во всяком случае, ему это удалось. Кровь запеклась, и он чувствовал, что на сухой корке налипла хвоя. Впереди маячило что-то черное. Вытянув руки, чтобы не столкнуться с новым препятствием, он обнаружил, что это забор из тесно пригнанных досок.
Идя ощупью вдоль забора, он подошел к калитке. Она была не заперта. Виктор открыл ее и оказался в чьем-то саду. Он был большой, с ухоженной лужайкой и какими-то деревьями. Посередине был небольшой пруд, в гладкой пелене воды отражались звезды. На краю лужайки находился дом, и свет, пробивавшийся из-за штор, оставлял на черной траве два желтых прямоугольника. С каким-то ужасом Виктор представил, как он проникает туда и обнаруживает в одной из комнат Розмари Стэнли в постели. Она закричит, разобьет окно, и придет Дэвид Флитвуд…
Чтобы попасть на дорогу – единственный путь к спасению, – Виктор должен был пройти мимо боковой стены. Но этого он сделать не мог – боялся. В этот день с ним случилось слишком много всего. Внезапно Виктор ощутил изнеможение. Сейчас ему казалось, что он не сможет сделать ни шагу. Оглянувшись по сторонам, он заметил сарай, стоявший рядом с калиткой, через которую он сюда вошел. На двери висел замок, но заперт он не был, и, когда Виктор повернул ручку, дверь открылась. Внутри было сухо, душно, пахло креозотом. Кроме того, там было совершенно темно, но он кое-как разглядел на полу, как ему казалось, груду сетей, какими садоводы защищают ягодные кусты от птиц. Затворив за собой дверь, он ничком бросился на пол.
К четырем часам рассвело. Виктор не имел представления, как долго проспал, возможно, часов пять. Очень яркий белый свет просачивался через окошко, расположенное прямо под свесом крыши сарая. Виктор посмотрел на свои ладони. Попытался взглянуть на грудь, но не смог этого сделать. Рана находилась слишком высоко, кроме того, тенниска накрепко прилипла к коже, и любое движение причиняло ему боль. Нужно было найти способ очистить ее, перед тем как садиться в метро или автобус.
Выйдя из сарая, а затем из сада через калитку, Виктор пошел по лесной тропке к дороге. И тут понял, что не дошел до нее совсем немного. Хотя в полночь толку от этого было бы мало. По другую сторону был пруд – в прошлом здесь добывали гравий, и, скорее всего, это был один из карьеров, оставшихся после разработки. Вода была бурой от плавающих длинных плоских листьев. Мимо проехал грузовик, потом, в другую сторону, легковая машина. Но пока что движение было редким. Виктор перешел дорогу, встал на колени и сполоснул лицо и руки. Он ощутил затхлый запах стоячей воды и остатки машинного масла на руках. Сморщившись в болезненной гримасе, Виктор кое-как вытер руки о подкладку куртки и огляделся.
Дорога привела его в город. Виктор понял, что находится в Лоутоне и скоро достигнет автострады. Сейчас движение по ней было небольшим, и Виктору ничего не оставалось, как спросить прохожего дорогу к станции метро. Ему повезло: человек, указавший ему дорогу, был не любопытен, и он решил, что выглядит вполне прилично.
Шрам останется навсегда. Рану нужно было немедленно продезинфицировать и наложить швы: она была длиной больше дюйма, ее края до сих пор расходились, и внутри была видна грязь. Может быть, обработать ее было не поздно даже теперь, но Виктор знал, что не обратится ни к одному врачу. Он понимал, что нельзя исключить того, что та женщина все же могла обратиться в полицию. Он мог ошибиться, посчитав их любовниками, скорее всего, она и тот мужчина встречались в лесу, потому что делили кров с родителями и не хотели их смущать.
Наконец, очутившись в своей квартире, Виктор попытался понять причиненный ему ущерб, но тенниска намертво прилипла к телу, и поэтому ему ничего не оставалось, как улечься в ванну прямо в ней. Вода тут же побурела, словно от ржавчины. Куртку придется отдавать в чистку. Вынув все из карманов, он обнаружил чек и коробочку из синего бархата, где находилось купленное для Клары кольцо.
Гнев его до сих пор не утих, и он не знал, чем можно его смягчить. И Виктор успокаивал себя тем, что, по крайней мере, может держать себя в руках, а не крушить все вокруг. И теперь пришло время обдумать, как ему следовало себя вести, где он совершил роковую ошибку. Конечно же, нужно было приехать в Сан-Суси с Кларой, в ее машине. Теперь он понимал, что его ошибкой была гордость. Он пожертвовал своим и ее счастьем, не пожелав признать, что красный «Эскорт» был взят напрокат и его нужно вернуть. Если бы только они поехали туда вместе и, взявшись за руки, предстали перед Дэвидом, то все могло бы обернуться по-другому! Дэвид понимает только силу и принуждение, потому что полицейский всегда остается полицейским. Сейчас Виктор понимал, что нужно было сесть в машину Клары, самому вести разговор, бросить в лицо Дэвиду несколько горьких слов и силой увести ее. Что мог бы сделать Дэвид, сидя в инвалидном кресле?
