Колечко, купленное в антикварном магазине, он не выбросит. Сохранит. Клара еще будет носить его. Виктор промыл рану, заклеил ее пластырем, потом оделся в полосатую рубашку, хлопчатобумажные джинсы, зеленый вельветовый пиджак. Сел в инвалидную коляску и сосчитал деньги. Оставалось меньше шестидесяти фунтов, хотя на этой неделе пришло пособие по безработице. Кроме того, был еще чек, возвращенный задаток за квартиру, двести фунтов. Виктор развернул его. Миссис Палмер выписала чек на М. Фарадея.
Вернувшись из химчистки, Виктор позвонил Дэвиду. С приятным удивлением вспомнил, как не решался набрать его номер, как боялся произнести хоть слово, когда делал это впервые. Теперь положение стало совершенно иным. Он набрал номер и с нетерпением ждал, барабаня пальцами по задней стороне ступеньки.
– Алло?
– Дэвид, это Виктор. Хочу поблагодарить тебя за то, что я провел ужасную ночь, опоздал на последний поезд метро и все такое. В общем, мне повезло остаться в живых. Не думаю, что вчера я вел себя правильно, но в конечном счете это не так уж и важно. Знаешь, тебе придется смириться с тем, что мы с Кларой будем вместе, она хочет меня, я хочу ее, такие вот дела. Согласен?
Дэвид не произнес ни слова, но трубку не положил.
– Я поговорю с ней сегодня попозже, мы с ней все обговорим, но, полагаю, нам следует вести себя цивилизованно. Думаю, ты должен меня выслушать. В общем, я хочу обговорить с тобой все наши дела. Знаешь, так будет лучше для нас обоих. – Сказать следующую фразу Виктору было нелегко, да он и не имел этого в виду. Это была подачка Дэвиду. – Мне хотелось бы, чтобы мы остались друзьями. Я знаю, Клара захочет этого.
– Виктор, давай посмотрим правде в глаза. – Голос Дэвида звучал как-то отстраненно и холодно. – Прежде всего, наша встреча была ошибкой. Она принесла много вреда, может быть, непоправимого. Для нас будет лучше вернуться в исходное положение, попытаться наладить жизнь. Мы больше не увидимся.
Эта холодность и сознание собственного превосходства взбесили Виктора, несмотря на решение оставаться спокойным.
– Ты потерял Клару, Дэвид! – закричал он в телефон. – Смирись с тем, что проиграл эту войну. Что потерпел поражение!
Виктор швырнул трубку до того, как услышал короткие гудки. У себя в комнате, сидя в инвалидном кресле, он снова пересчитал деньги, подумал, что делать с кольцом. Может быть, удастся продать его Джаппу. Их, его и Клары, любовь не нуждается в кольцах, в материальных узах. Он прочел журналы, которые нашел в мусорной корзине, цветной «Санди таймс», какой-то «Экзекютив уорлд» и «Стандард». Человек, которого прозвали «Рыжим Лисом», изнасиловал женщину в Хемел-Хемпстед, но не было ничего о женщине, подвергшейся нападению в Эппингском лесу. До шести часов он смотрел турнир по теннису в Уимблдоне, а потом набрал телефонный номер Дэвида, решив положить трубку, если ответит хозяин дома.
Ответила Клара.
– Клара, дорогая, ты знаешь, кто это. У тебя все в порядке? Я не хотел оставлять тебя с ним, но что было делать? Не следовало оставлять тебя наедине с ним. Мы больше не сделаем никаких ошибок, теперь мы будем поступать правильно. – Виктор подумал, что ни разу в жизни не говорил так много и так ясно. Он гордился собой. – Я жажду увидеть тебя. Когда мы сможем встретиться? Я хочу быть абсолютно честным с тобой и кое в чем признаться. Эта машина не моя. Я брал ее в пункте проката. Я позволил тебе считать, что она моя, потому что… наверно, хотел, чтобы ты хорошо обо мне думала. – Слова лились сами собой. – Ты меня прощаешь? Я знаю, что ты не придаешь этому значения. И знаешь, что я пройду любой путь навстречу тебе. Нам нужно признать, что в ближайшие несколько недель будет трудно, но мы должны это сделать, должны объяснить Дэвиду, как обстоят дела на самом деле. Но мы будем вместе и добьемся всего, чего захотим.
– Виктор, – Клара говорила тихо и печально, – это моя вина. Я понимаю это и сожалею.
– Сожалеешь? – весело переспросил он. – О чем тебе сожалеть? Не говори ерунды.
– Дэвид не хотел, чтобы я с тобой разговаривала, сказал, что не стоит, но это было бы очень трусливо… Я должна объяснить еще многое. Иначе всегда буду чувствовать себя виноватой.
– Дорогая, ты можешь сказать мне все, что угодно. Когда мы встретимся? Завтра? В этом твоем пабе? Как он называется? «Полумесяц»?
– Не завтра, – ответила она. – В понедельник. В шесть часов. Я скажу Дэвиду, что собираюсь сделать. Он сочтет это правильным.
– Я люблю тебя, – сказав это, Виктор положил трубку.
Он был вполне доволен результатом разговора. Кто-то открыл парадную дверь, и в холл вошла миссис Гриффитс. На ней были белые перчатки, синяя соломенная шляпа, на сей раз с маленькой пестрой вуалью.
– А, мистер Дженнер, – сказала она, – вы избавили меня от необходимости подниматься.
Словно его комната находилась на горе Бен-Невис
[23]
или на десятом этаже башни без лифта.
Он тупо уставился на нее, не желая ничего слышать и не думая ни о чем, кроме Клары.
– Вчера снова приходили полицейские, спрашивали вас. Около пяти часов вечера.
Его сердце екнуло, потом снова забилось ровно. С той женщиной в Эппингском лесу он встретился часа на четыре позже.
– Это неприятно, мистер Дженнер. – Миссис Гриффитс огляделась по сторонам, вытянув шею, посмотрела на верхнюю лестничную площадку и понизила голос: – Мистер Уэлч и другие добровольные сотрудники программы реабилитации дали мне понять, что никаких осложнений не будет. Однако, как я поняла из вашего письма, вы съезжаете, и я хотела узнать – когда именно?
Виктор забыл, что обязался съехать. Письмо, которое назвал «уведомлением», он, казалось, написал вечность назад, с тех пор произошло так много событий. Ему было некуда съезжать.
– В конце следующей недели, – медленно ответил он и тут же поправился: – Нет, в будущий понедельник.
На сей раз он не позволит Кларе вернуться в Сан-Суси. Они поедут в мотель, например в «Пост Хаус» в Эппинге.
– Знаете, что у вас сквозь рубашку проступает кровь? – спросила миссис Гриффитс.
Края раны снова разошлись. У него было отличное настроение. Он говорил по телефону с Кларой, она называет его по имени, у них будет свидание. Виктор рассмеялся, широко раскинул руки и выпятил грудь. Вновь обмыв глубокую царапину, наложил новый пластырь, сведя края раны вместе. Потом, сидя в инвалидном кресле, посмотрел по телевизору передачу из Уимблдона, волнующую игру женщин в одиночном разряде.
В ту ночь Виктору опять приснилась черепаха. Он снова был в том сарае, в глубине сада в Лоутоне, лежал на сетях, зная, хотя было темно, о груде камней в одном из углов. Один из камней ожил и пополз к нему. Виктор видел, как чешуйчатые лапы мерно двигаются, словно у очень медленной заводной игрушки, панцирь ходит туда-сюда, голова, змеиная, бессмысленная, близорукая, качается из стороны в сторону, словно на ржавом стержне. Он закричал и попытался выбежать, но дверь, конечно же, была заперта, до окна было не дотянуться, и он прижался спиной к стене, а тварь приближалась – неотвратимая, медленная, упорная. Виктор проснулся от собственного крика, все еще испытывая ужас и отчаяние.
