Клара вышла из дома через застекленную дверь. Дэвид подумал, что она выглядит бледной и несколько усталой, но мерцающий свет уходящего солнца будто мешал пристальнее рассмотреть выражение ее лица. В руке у нее был стакан с чем-то похожим на крепкое виски. В последнее время она стала больше пить, чуть больше, чем следовало.
– Хочешь виски?
Дэвид покачал головой, указав на недопитый стакан пива.
– Позвонишь в больницу? – спросил он.
– Уже позвонила.
Выражение ее лица сказало Дэвиду все. Клара села за стол рядом с ним и взяла его за руку. Он не смотрел на нее, перевел взгляд на черепаху, грызущую салатные листья.
– Виктор умер сегодня днем, – сообщила Клара. – Говорят, около трех часов. Если бы он смог продержаться еще ночь, то оставалась бы какая-то надежда. Очевидно, люди с тетанотоксином
[24]
иногда выздоравливают, если проживут первые четыре дня.
– Откуда у него взялся тетанотоксин? – спросил Дэвид, прикуривая сигарету от окурка первой. – Это чушь, что я ранил его осколком стекла. Я даже не прикасался к нему.
– Знаю. Это загадка. Возможно, что-то произошло в тот вечер, когда он ушел отсюда. Он сказал тебе, что провел ужасную ночь и ему повезло остаться в живых, что бы это ни означало. Если он как-то порезался… Говорят, что здесь в земле полно тетанотоксина. Я отыскала его в медицинской энциклопедии. Этот яд один из самых опасных. Он вызывает паралич, действуя на спинной мозг…
Дэвид вздрогнул:
– Не надо.
– Здесь есть некая ирония, правда? Если взглянуть на это таким образом.
– Не хочу. Это было чистой случайностью. Это все случайности, Клара. То, что Виктор выстрелил в меня, что увидел мою фотографию в газете, поехал в Эппинг, увидел, где я живу, пришел сюда в тот вечер, когда меня не было…
Она посмотрела на него умоляюще, но ее глаз в темноте было не видно.
– Все случайности. Насколько мы можем судить, даже убийство той старухи было случайностью – или началось как случайность. Тут нет никакого порядка, никакой морали. Я тысячу раз думал над тем, что произошло в том доме на Солент-гарденз. Я даже хотел пригласить Виктора, чтобы мы повторили все то, что случилось, в таком же доме, с другими действующими лицами…
Дэвид пристально посмотрел на Клару, пытаясь понять, о чем она думает. Ее лицо было спокойным, недоумевающим, печальным, слегка вялым и рассеянным от выпитого виски. Ее руки легли на его ладонь.
– Я серьезно. Я думал, что это поможет нам все забыть, излечиться от этого ужаса. Хотел собраться вместе с Бриджесом, где бы он теперь ни находился, может быть, отыскать Розмари Стэнли и обставить этот дом так же, вплоть до картин на стенах.
– Картин на стенах?
– Да. Это был со вкусом обставленный, красивый дом. Знаешь, я сказал «чья это кровь», потому что не знал тогда, что моя. Думал: какая жалость испачкать светло-кремовый ковер, ведь пятна крови не так легко отчистить. Там были маленькие картинки, они висели вдоль лестницы. Главным образом птицы и животные, репродукции знаменитых эстампов и гравюр. «Руки молящегося» Дюрера, зайца и калужницы, Одюбон и Эдвард Лир.
– Я думала, Лир писал лимерики
[25]
.
– Он еще делал литографии животных. Помню, там была его летучая мышь и черепаха. – Дэвид бросил взгляд на черепаху, медленно возвращавшуюся к убежищу под рододендронами. – Она была прямо в центре, рядом с гравюрой Дюрера, чуть повыше. Я серьезно считал, что должен это сделать, тщательно продумывал все нюансы этой «постановки». Только я хотел дождаться, когда смогу… доверять Виктору. Так и не дождался. – Дэвид мягко высвободил руки. – Клара, будь добра, зажги лампы.
Она встала, пошла в столовую и включила их: одну на краю террасы, другую на стене дома, среди листьев жимолости. Мотылек слетел со стены к лампочке, чтобы обжечь свои нежные, белые, невесомые крылья.
