— В одиннадцать? — услышал он собственный голос. — Хорошо, до завтра.
— А поцеловать?
Мне не следует этого делать. Я не должен этого делать.
Гипнотизер заверял аудиторию, что вовсе не он заставляет людей делать то, чего они, в глубине души, делать не хотят. Но от этого сеанс не стал менее увлекательным; напротив, это забавляло еще больше.
Прошло несколько часов, прежде чем Моррисон покинул отель и направился к дому Блантов.
Глава, в которой выясняется, что во времена национального кризиса даже женам магнатов не чужды радикальные убеждения, Джей О. П. Блант предупреждает нашего героя об опасностях феминизма, а миссис Блант демонстрирует превосходство женской интуиции
Пропустив обед с хозяевами накануне вечером, Моррисон присоединился к Джею Отвею Перси Бланту и его жене Констанс за завтраком.
— Счастье снова видеть тебя, Джордж Эрнест, — произнес Блант со своим провинциальным ирландским акцентом. — Чем намерен заняться в Шанхае?
— Буду делать все возможное для успеха «Хаймуна». Помимо этого нужно проверить кое-какую информацию. — Моррисон уже уточнил данные по всем интересующим его вопросам, за исключением одного, который больше всего его беспокоил, хотя и не имел никакого отношения к «Таймс». — И я бы хотел сделать небольшой шопинг, — добавил он, поворачиваясь к миссис Блант, — Тут мне понадобится ваш совет. Я бы хотел приобрести кое-какие вещи, которые трудно, если не сказать невозможно, найти в Пекине. Например, велосипед и хороший чайный сервиз.
— В Шанхае это не проблема, — ответила она. — Вам надо зайти в «Лейн Кроуфорд». Это самый роскошный торговый центр.
— Дорогая, — вмешался Блант, — прежде чем ты перечислишь все доводы, которых будет великое множество, я должен спросить у нашего гостя, слышал ли он про Цзоу Жуна.
— Это что, базар, куда ты собираешься меня отправить? — прикинулся простачком Моррисон. Он видел, как миссис Блант смотрит на своего мужа с покорной угрюмостью, свойственной, по его наблюдениям, долгим бракам.
— О нет, Цзоу Жун — это…
— Восемнадцатилетний автор брошюры «Армия революции», — перебил его Моррисон, подмигнув хозяйке. Казалось, ей понравилась легкая подколка в адрес мужа, и Моррисон мысленно поблагодарил Куана, который, как всегда чутко прислушиваясь к настроениям, предупредил его о нарастающей активности шанхайских радикалов. — Отсиживаясь в безопасности международной концессии, юноша вещает, что Китай превратился в расу рабов, и призывает освободить страну от тирании, а заодно и от иностранного господства. Мечтает изгнать «рогато-волосатую» нацию маньчжуров, учредить конституционное правительство по американскому образцу, провозгласить равенство полов… ну и все такое. Типичные прокламации наследников неудавшихся реформаторов 1898 года. И что с ним?
— Я и не рассчитывал соревноваться с тобой в вопросах китайской политики, — сказал Блант. — Выходит, ты в курсе того, что русско-японская война придает ускорение движению Цзоу и его сторонников. Они утверждают, что иностранные державы «кромсают Китай, как дыню».
— Это, конечно, интересно, хотя и не ново. Я слышал об этом еще раньше от Куана, ну и от других, конечно. — Моррисон сосредоточился на беконе в своей тарелке. — Ты ведь знаешь, что подобные идеи были популярны еще во времена «боксеров».
— Верно, но антизападные настроения находят все большую поддержку среди интеллектуалов. «Боксеры» были тупыми, как свиньи, невежественными крестьянами.
— Я еще не встречал в Китае крестьян, которые были бы невежественны в том, что касается свиней, — ответил Моррисон. — Как раз в этом предмете они понимают больше остальных. Но я понял твою мысль. Недовольство растет.
— Вот именно, — вступила в разговор миссис Блант. — И оно направлено не только против цинского двора. Все большую озлобленность вызывает война.
— Моя жена неожиданно приобщилась к политике.
— Я всегда интересовалась политикой. — Констанс Блант повернулась к Моррисону: — Мой муж считает, что внимание женщины к шопингу и другим развлечениям мешает ее мозгам интересоваться более серьезными вопросами.
— Моя жена недавно открыла для себя труды Мэри Уолстонкрафт
[26]
, — мягко заметил Блант. — С тех пор она потеряла покой.
Миссис Блант улыбнулась замечанию мужа так, словно он был маленьким глупым мальчишкой, чьи идиотские высказывания заслуживают лишь снисхождения.
— Разумеется, миссис Уолстонкрафт не откажешь в здравомыслии, — продолжил Блант, — но она чересчур баламутит женщин. Мой дорогой Моррисон, прежде чем вести под венец свою избранницу, убедись в том, что она не поклонница этой дамы.
— Он шутит, — сказала миссис Блант, — но что еще ему остается делать? Всем известно, что мерилом цивилизации является положение женщины в обществе.
Блант выразительно посмотрел на Моррисона.
— Я все поняла, дорогой. Возвращаясь к вопросу китайского радикализма… — продолжила миссис Блант. — В прошлом году имели место массовые протесты против притязаний русских на Маньчжурию. Вы, разумеется, в курсе, доктор Моррисон.
— Я что-то слышал, да.
— Среди пожертвований оказалось бриллиантовое кольцо. Говорили, что его внесла Лайза Роос. Вы знаете Лайзу Роос?
— Жена багдадского еврея Силаса Гардуна, богатейшего человека Шанхая или что-то вроде этого. Европейка, но считает себя прежде всего китаянкой.
— Совершенно верно. И больше всех сочувствует патриотическому движению.
Моррисон пожал плечами:
— Оригинальная позиция для жены опиумного торговца. Но если патриоты всех сословий объединяются против русских, то я не имею ничего против такого патриотизма.
— Я полагаю, что они так же негативно настроены и по отношению к Японии, — заметила миссис Блант.
Святоша отшлепывает его прелестную Мэйзи… Этот образ, который Моррисон упорно гнал от себя со вчерашнего вечера, неожиданно возник перед глазами, и во рту разлился знакомый привкус желчи. Ярость, унижение и ревность снова терзали сердце. Как она могла? И почему я мирюсь с этим?
— Я знаю, что вам неприятно это слышать, — смягчилась миссис Блант.
Моррисон молчал, у него не было настроения спорить.
Блант задумчиво разглядывал своего гостя.
— Ты какой-то рассеянный, никогда тебя таким не видел.
— Рассеянный? Не замечал. Впрочем, неудивительно, что не замечал, раз уж я рассеян.
— Мне вот интересно, — снова оживился Блант, — ты на самом деле так оптимистичен в отношении войны, как в своих депешах?
— Глупости. — Моррисон принялся размешивать сахар в кофе. Его ложка так звонко билась о края чашки, что миссис Блант, судя по промелькнувшей в ее взгляде тревоге, начала опасаться за свой фарфор. — Если я и рассеян, то вовсе не по причине отсутствия веры в победу Японии.
