— Все это так неловко.
Моррисон был неподвижен, словно труп.
— Сенатор бережет мисс Перкинс как зеницу ока. Но она всегда была немного… помешана на мужчинах. Буду с вами откровенна, доктор Моррисон, мне с большим трудом удается сдерживать ее любвеобильность.
Моррисон кивнул.
— Я понимаю, — сказал он, хотя, по правде говоря, эти слова дались ему с трудом.
— Перейду к делу. Мэй — мисс Перкинс — говорила мне, что вы долго добивались ее. Что сделали ей предложение выйти замуж. Вы были прямолинейны и настойчивы.
Моррисон опешил.
— Я знаю, что ваши намерения честны, доктор Моррисон.
— Так оно и есть. Были. И остаются. — И добавил, изо всех сил стараясь выдержать нейтральный тон: — А что сама мисс Перкинс говорит о своих намерениях?
Глава, в которой мы узнаем, что мисс Перкинс имеет козырь про запас, а Моррисон доверяется морю
— Можешь себе представить мое состояние, когда после всех этих разговоров вокруг да около она перешла к главному, а именно что помолвка, к которой я так стремился — устаревшие у нее сведения, — не состоится. Я с изжогой переварил эту информацию, как и новость о том, что мисс Перкинс отбыла в Шанхай в компании миссис Гуднау. Но по-настоящему я разозлился, когда миссис Рэгсдейл сообщила заговорщическим шепотом, что этот негодяй, мерзавец и развратник Мартин Иган, которого она всегда считала достойным джентльменом и приятным человеком, уехал, оставив девушку «в интересном положении».
Дюма подпрыгнул на стуле, словно его выбросило механической пружиной.
— Нет! — воскликнул он.
— Да.
— Нет.
— Да.
— Иган?
— Иган. Во всяком случае, так она сказала миссис Рэгсдейл. Я никак не могу понять, что двигало ею — желание уберечь меня или наказать? Как бы то ни было, ей удалось и то, и другое.
Как сказала миссис Рэгсдейл, из Шанхая миссис Гуднау и мисс Перкинс отправятся в Японию. Там девушка быстро выйдет замуж за Мартина Игана, чтобы предотвратить дальнейший скандал. Иган, что очень удобно, тоже из Сан-Франциско, и туда они вернутся уже мужем и женой, и он унаследует выдающегося тестя, а в долгосрочной перспективе богатейшее и незаслуженное состояние.
Дюма заерзал от любопытства:
— Так, значит, это все-таки Иган? Как ты думаешь?
— По правде говоря, я по-прежнему пребываю в неведении, кто же счастливый отец — Иган или я, а может, даже Голдсуорт или бог знает кто еще. Не удивлюсь, если в списке претендентов окажется и мой заклятый враг Джеймсон. Я сомневаюсь в том, что сама леди знает, кто отец ребенка, хотя она и убеждала меня в обратном. В чем я не сомневаюсь, так это в том, что мне удалось избежать будущего, в котором на пару с лордом Бредоном пришлось бы довольствоваться славой великого рогоносца Дальнего Востока. Такую честь я, пожалуй, с удовольствием уступлю Игану. Пусть скалит свои идеальные белые зубы. А я поеду на фронт. У меня билет на пароход до Вэйхайвэя, который уходит сегодня вечером.
В каюте Моррисон разгладил страницы своего дневника, закрепил на столе чернильницу. Он вывел дату: двадцатое апреля 1904 года. Следуя давней привычке, записал имена членов команды: капитан Беннет, инженер Малкольм. Аккуратно занес обрывки информации и сплетни, услышанные от попутчиков, после чего перешел к теме, которая волновала его более всего. Почти два месяца вся моя жизнь была подчинена этому наваждению…
Корабль бороздил волны залива. Вид из иллюминатора нельзя было назвать вдохновляющим. Темное море и под стать ему темное небо. Конечно, есть косвенные доказательства… даже сейчас каждая клеточка моего тела загорается страстью, когда ее образ встает перед глазами… капризный и упрямый… я потерял рассудок… ослеплен ревностью… Он писал целый час, пока не пересохла чернильница и не онемела рука, с трудом выводившая строки при качке.
Много лет назад Моррисону казалось, что мир рухнул, когда Ноэль сбежала от него с мускулистым итальянцем, мажордомом знаменитого кабаре «Черный кот» на Монмартре. Потом были и другие разочарования. И вот теперь Мэйзи оставила его ради Игана. Будет ли это расставание окончательным? — подумал он, и от этой мысли защемило в груди.
Перечитав написанное, он вырвал листы из дневника. Перескакивая через одну ступеньку, взбежал на палубу и выбросил в море свои надежды, мечты и разочарования. Белые страницы тускло блеснули, прежде чем их поглотили полуночные воды.
Глава, в которой по «Хаймуну» звонит колокол и Моррисон, вдали от мисс Перкинс пребывает в смятении
Зарядил промозглый дождь. Остров Лиу-Кунг был окутан туманом. Моррисон проснулся с больным горлом, словно его скребли бритвой. В глазах пульсировала горячая боль, шею сковало льдом, в ушах стреляло, а носовые пазухи распухли так, что едва не лопались. Укутанный в шерстяную одежду, угнетаемый жалостью к самому себе и связанный чувством долга, он тащился по набережной, где как раз шла выгрузка раненых японских солдат и гражданских китайских рабочих. Стон раненых стоял в ушах, пока он поднимался на холм, к станции беспроводного телеграфа. Там он нашел Джеймса, пребывавшего в добром здравии.
Джеймс вывалил на стол ворох телеграмм, чтобы Моррисон мог просмотреть их.
— Я ни от кого не получаю никакой поддержки. Миром правят маленькие и трусливые люди.
Моррисон тупо пролистывал телеграммы.
— А что наш редактор?
— Он нанес самый страшный удар. Белл не намерен продлевать аренду «Хаймуна». Говорит, что, пока нас не подпустят к боевым действиям, все это пустая трата денег и ресурсов газеты.
— Твой ответ?
— Мы — то есть ты и я — на рассвете отплываем в Нагасаки. Пассмор рассчитывает, что при нынешних ветрах и течении это займет сорок восемь часов, и угольных запасов «Хаймуна» хватит, чтобы добраться туда. Но мы должны убедить японцев, чтобы они дали нам разрешение на выход в море. Это наш последний шанс. А пока ты должен усыпить бдительность Белла.
— А если японцы все-таки откажут?
— Тогда я ухожу с «Хаймуна» и устраиваюсь в японскую газету. В любом случае, Тонами говорит, что ты пойдешь со Второй армией, которая отходит первого или второго мая, на реку Ялу. Так что у тебя будет возможность стать очевидцем первого главного сухопутного сражения этой войны.
Никогда еще Моррисон не был так слаб телом и не расположен сердцем и разумом к подобной авантюре.
— Отлично.
На рассвете «Хаймун» отправился через Желтое море к берегам Страны восходящего солнца. Ичибан, несмотря на целительные свойства молока и яиц, не проявил себя как лекарство от катарального ринита. Но настроение у Моррисона заметно улучшилось. Вечером на «Хаймун» для него пришла телеграмма от этого невозможного создания. Милая, милая девочка. Она следовала в Нагасаки на пароходе «Дорик» вместе с миссис Гуднау. И могла бы там встретиться с ним, прежде чем отправиться к Игану в Иокогаму. Возможно, она передумала. В нем опять ожила надежда, хотя ему было трудно сказать даже себе, на что он теперь надеется.
