«Джэпэн мейл» опубликовала заметку о блуждающих минах, которые угрожали торговым судам. Он подумал о Мэй, беременной, на борту.
Читая новости о постояльцах «Гранд-отеля» в Иокогаме, Моррисон наткнулся на имя Мартина Игана… Он посмотрел в залитое дождем окно: мир был серым и сотканным из слез. С кем она хочет быть — со мной или с ним? Неужели мы всего лишь две струны ее лука? И кто из нас отец ребенка? Он поморщился. Если это действительно один из нас двоих. Его стремление к определенности оставалось неизменным.
В порт прибыла «Императрица». Мисс Перкинс на борту не было.
Из доков Моррисон отправился в бордель Моги. Легче ему не стало.
Вернувшись на «Хаймун», он застал Джеймса в крайне возбужденном состоянии.
— А я-то думал, он на нашей стороне! — взорвался Джеймс.
— Кто?
— Адмирал Саито.
— О чем ты, черт возьми?
— Саито — это тот самый, кто уверял меня в том, что, пока Тонами имеет возможность цензурировать наши депеши и использовать наш передатчик, мы будем иметь доступ к линии фронта. Теперь он говорит Тонами, что будет «тактической ошибкой» вообще выпускать нас из Нагасаки! Мы ничем не заслужили такого к себе отношения, — кипел Джеймс, ожесточенно выбивая пепел из своей трубки. — О, кстати, тебе телеграмма из Шанхая. — Он передал Моррисону конверт.
Моррисон прочитал и перечитал снова.
— Хорошие новости? — с надеждой в голосе спросил Джеймс.
— Она пишет: «Приезжай в Шанхай».
— Кто пишет?
— Мисс Перкинс.
— Мисс Перкинс? — ужаснулся Джеймс. — Я слышал… про мисс Перкинс. И что ты намерен делать?
— Я еду.
Зачем я буду рвать себе душу, отсиживаясь здесь?
— А как же «Хаймун»?..
— Все равно он задерживается на неопределенный срок. Ты только что сам в красках расписал мне ситуацию. А теперь, поскольку я не еду на фронт, мне не помешает встретиться с Блантом.
— Тонами собирается в Токио, чтобы лично переговорить с Саито.
— Ничего не случится, а мне до его возвращения все равно делать нечего. Он ведь уедет только завтра, не раньше.
— Я не вправе останавливать тебя, — печально произнес Джеймс.
— Вот и молодец. — Моррисон потрепал его по плечу и отправился в кассу покупать билет до Шанхая, на «Императрицу», которая должна была вернуться оттуда через два дня. Перед глазами вдруг всплыло имя Игана среди постояльцев токийского отеля. Значит, они еще не встретились. И оставалась надежда. Два дня! Как же их прожить?
На следующий день Джеймс решил эту проблему, когда явился к Моррисону с очередным письмом на имя сэра Клода, хотя дипломат еще не ответил и на первое.
— Я должен придать ему умеренности, я правильно понял? — спросил Моррисон. Впрочем, это был вовсе не вопрос.
Наконец в порт зашла «Императрица». Прибыв на посадку, он предъявил билет и тут же был огорошен новостью, что пароход задерживается в связи с неполадками в двигателе…
У Моги ему предложили миленькую шестнадцатилетнюю девушку за пять иен, которая, как уверяла мадам, в борделе всего лишь полгода.
Моррисон вернулся на «Хаймун». Джеймс расхаживал по палубе, и облака дыма из трубки выдавали крайнюю степень его волнения. Как выяснилось, Белл прислал очередную убийственную телеграмму:
ЗА 2000 ФУНТОВ В МЕСЯЦ МЫ УСПЕШНО ВЫСТАВИЛИ СЕБЯ ПОСМЕШИЩЕ.
— Это японцы виноваты в том, что мы выглядим идиотами! — кричал Джеймс, и Моррисон, при всей его симпатии к японской стороне, не мог с этим не согласиться. — Кстати, свежие новости от нашего коллеги Бринкли из Токио, — добавил Джеймс. — Теперь они разрешили шестнадцати корреспондентам телеграфировать с фронта по двести пятьдесят слов в день.
— Если корреспонденты объединят усилия, — мысленно подсчитал Моррисон, — они смогут выдать полноценный репортаж из четырех тысяч слов.
— Нет, нет, всего двести пятьдесят слов на всех.
Моррисон понимал, что сейчас не самое подходящее время для поездки в Шанхай.
Глава, в которой наш герой опаздывает на свидание, узнает страшную правду и Провидение возвращает то, что было отнято
Изящная трехмачтовая «Императрица», усердно пыхтя своими двумя трубами, выдавала по семнадцать узлов в час, но даже эта скорость казалась Моррисону черепашьей. Почему она не приехала сама и не давала о себе знать после той единственной срочной телеграммы? Он уже извелся от беспокойства. Перед глазами все время маячил ненавистный Иган со своей идеальной челюстью, и Моррисон захлебывался от ревности. Но уже в следующее мгновение он говорил себе, что стоит быть благодарным этому олуху, который согласился принять ее с чьим бы то ни было ребенком, освободив его от этой ноши, восстановив в его душе покой и мир.
И это мир?
Мир. Мир и война. Война и мир.
Подумать только, что я позволил женщине уговорить себя примчаться в Шанхай, в то время как я должен исполнять свой долг перед «Таймс». Это немыслимо!
«Императрица» рассекала волны, и мысли Моррисона неслись вместе с ней от Нагасаки к Шанхаю, а потом в Лондон, Порт-Артур, Тяньцзинь, Ясную Поляну и обратно в Шанхай.
— Выехала? Вы уверены?
— Да, она покинула гостиницу вчера.
— И не оставила адреса, где ее искать?
— Давайте посмотрим. А… вот. Она направилась к Мартину Игану, «Гранд-отель», Иокогама. О… и есть письмо для вас.
«Мой дорогой, любимый Эрнест!
Я знаю, как часто приносила тебе разочарования. Надеюсь, ты понимаешь, что у меня и в мыслях не было причинить тебе боль. Прости, что меня не было на борту «Дорика», но на то были весьма скорбные причины. Накануне отплытия у меня случились кровотечение и выкидыш. Миссис Рэгсдейл вызвала доктора, но к тому времени, как он пришел, все было кончено. Я пролила океан слез.
Я уверена, что она была твоя. Я хочу, чтобы ты знал об этом, так же как и то, что я очень тебя люблю. Я буду помнить о тебе всегда, даже в объятиях других. Сегодня я покидаю Китай в компании миссис Гуднау и еду к Мартину в Японию. Я очень надеялась увидеться с тобой до отъезда, но мой пароход отходит раньше, чем прибудет твой. Как бы то ни было, Мартин хочет жениться на мне, и я чувствую, что, наверное, это наилучший выход. В колледже Миллз нам давали прочитать эссе Ральфа Уолдо Эмерсона. Одна строчка врезалась мне в память: “Глупая последовательность — суеверие недалеких умов, перед ней преклоняются мелкие государственные деятели, философы и священнослужители”. Будь счастлив и думай иногда о своей Мэйзи».
Глупая последовательность? Уж она никогда не отличалась последовательностью, ни глупой, ни какой другой!
Моррисон вдруг осознал, что гостиничный клерк наблюдает за ним с излишним любопытством. Он сложил письмо и сунул его в карман.
