Человек необычно честолюбивый, умный и хитрый, Фуке сколотил значительное состояние благодаря ловким махинациям с государственной казной. Он имел титул вице-короля обеих Америк, обладал флотом, способным потопить все королевские корабли, и мечтал стать новым Ришелье.
Однако король начал догадываться о лихоимстве суперинтенданта; тот узнал об этом из донесений своей агентуры и почувствовал, что над ним нависает угроза…
В конце июля 1661 года, удостоверившись, что мадемуазель де Лавальер приобрела полную власть над сердцем короля, он решил превратить ее в свою союзницу. Не допуская и мысли, что фаворитка может любить короля бескорыстно, суперинтендант совершил роковую ошибку, поручив старой своднице, мадам дю Плесси-Бельевр, предложить Луизе двадцать пять тысяч пистолей. Оскорбленная в лучших чувствах девушка сухо ответила, что не свернет на дурной путь ради двухсот пятидесяти тысяч ливров. Этот факт засвидетельствован в письме, где сводня извещает Фуке о полной своей неудаче:
«Я выхожу из себя и теряю голову, если кто-либо осмеливается идти вам наперекор. Я не могу прийти в себя от гнева, когда думаю об этой маленькой Лавальер, которая именно так и поступила. Чтобы польстить ей, я стала восхищаться ее красотой, хотя она и не так уж велика, а затем сообщила ей, что вы желаете ей добра и сделаете так, чтобы она никогда ни в чем не нуждалась. Когда же я хотела передать ей двадцать пять тысяч пистолей, она ополчилась на меня. говоря, что не свернет на дурной путь ради двухсот пятидесяти тысяч ливров; она повторила это несколько раз с величайшей надменностью, и, хотя я всячески старалась смягчить ее, прежде чем расстаться с ней, боюсь, как бы она не рассказала обо всем королю. Полагаю, надо опередить ее. Может быть, вам следовало бы первому сказать, что она просила у вас денег, а вы ей отказали».
Фуке не последовал этому коварному совету. Он решил, что будет честнее — а возможно, и умнее — поговорить с фавориткой наедине, превознести достоинства короля и ее собственные, дабы та сменила гнев на милость.
Из этой беседы мадемуазель де Лавальер не поняла ни слова и решила, что суперинтендант, не выказывая явно своих намерений, пытается ухаживать за ней. О своих подозрениях она рассказала Людовику XIV. Тот, зная о многочисленных победах Фуке, ощутил укол «жгучей ревности».
«Король, — сообщают нам Савин и Бурнан, — увидел в Фуке не только суперинтенданта, берущего деньги из казны, чтобы завоевать расположение королевской любовницы, но и донжуана, возомнившего себя соперником монарха. Когда подобное случалось с временными любовницами, принимавшими подношения, он винил в этом их самих и платил им в отместку величественным равнодушием. На сей раз ему показалось, что у него оспаривают женщину, дорогую его сердцу. Это было покушение на любовь, которой не коснулась еще никакая грязь, — подобное чистое чувство не могло быть предметом грязного торга. Такое злодеяние можно было искупить только смертью».
Судьба Фуке была решена.
Между тем суперинтендант, желая уверить всех, и прежде всего самого себя, в прочности своего положения, вскоре пригласил короля в Во-ле-Виконт. Увидев роскошный дворец, который впоследствии станет образцом при строительстве Версаля, Людовик XIV почувствовал, как в сердце его растут ревность и злоба. Кольбер, ненавидевший Фуке, склонился к уху монарха.
— Такой богатый человек, сир, — коварно произнес он, — должен иметь большой успех у женщин.
Людовик XIV побледнел как смерть.
Две недели спустя Фуке был арестован в Нанте.
МАДАМ БЕРЕТ В ЛЮБОВНИКИ «МИНЬОНА» СВОЕГО СУПРУГА
Друзья наших друзей — наши друзья.
Народная мудрость
Людовик XIV настолько любил Луизу, что окружил свои отношения с ней, говоря словами аббата де Шуази, «непроницаемой тайной». Они встречались ночью в парке Фонтенбло или же в комнате графа де Сент-Эньяна, но на людях король не позволял себе ни одного жеста, который мог бы раскрыть «секрет его сердцам.
Их связь обнаружилась благодаря случаю. Однажды вечером придворные прогуливались по парку, как вдруг хлынул сильнейший ливень. Спасаясь от грозы, все укрылись под деревьями. «Влюбленные же отстали, — говорит Понседе ла Грав, — Лавальер из-за своей хромоты, а Людовик — по той простой причине, что никто не ходит быстрее своей любимой».
На глазах у двора король под хлещущим дождем повел фаворитку во дворец, обнажив голову, чтобы укрыть ее своей шляпой.
Естественно, такая галантная манера обхождения с юной фрейлиной вызвала поток сатирических куплетов и эпиграмм, написанных злоязычными поэтами.
Через некоторое время ревность вновь заставила Людовика XIV забыть о своей сдержанности.
Один молодой придворный по имени Ломени де Бриенн имел неосторожность немножко поухаживать за Луизой де Лавальер. Встретив ее как-то вечером в покоях Мадам, он предложил ей позировать художнику Лефевру в виде Магдалины. Посреди разговора в комнату вошел король.
— Что вы здесь делаете, мадемуазель?
Луиза, покраснев, рассказала о предложении Бриенна.
— Не правда ли, это удачная мысль? — спросил тот. Король ответил с неудовольствием, которого не сумел скрыть:
— Нет. Ее надо изобразить в виде Дианы. Она слишком молода, чтобы позировать в роли кающейся грешницы.
Затем он повернулся и вышел.
Бриенн провел бессонную ночь. На следующий день он в сильном смущении предстал перед королем, который впустил его в свой кабинет. Между ними произошла совершенно невероятная беседа. Вот как излагает ее сам Бриенн:
«Король повернулся ко мне:
— Вы любите ее, Бриенн?
— Кого, сир? Мадемуазель де Лавальер?
Король ответил:
— Да, я хочу говорить именно о ней.
Тогда я воспрянул духом и произнес очень твердо, полностью владея собой:
— Нет, сир, еще нет, хотя должен признать, что она мне очень нравится, и если бы я не был женат, то предложил бы ей руку и сердце.
— Значит, вы ее любите! К чему лгать? — сказал король резко и не удержавшись от вздоха.
Я возразил почтительнейшим образом:
— Сир, я никогда не лгал Вашему величеству. Я мог бы полюбить ее, но пока не люблю, она мне по душе, но не настолько, чтобы я назвал себя влюбленным.
— Достаточно, я вам верю.
— Сир, — сказал я, — коль скоро Ваше величество оказывает мне такую честь, могу ли я говорить со всей откровенностью?
— Говорите, я вам разрешаю.
— Ах, сир, — отвечал я с тяжелым вздохом, — вам она нравится больше, чем мне, и вы ее любите.
— Оставим это, — промолвил король, — люблю я ее или не люблю, не важно, только бросьте затею с портретом, и вы доставите мне большое удовольствие.
