Еще один обитатель этих морей напоминал мне времена древнего Рима. Это был лоцман — рыбка, сопровождающая акул; по верованиям древних, эта маленькая рыбка, вцепившись в киль корабля, могла остановить его.
Я заметил также очаровательных anthias — священных рыб древней Греции, обладавших, по поверью, способностью изгонять чудовища из тех мест, где они водились. Название этих рыб — anthias означает „цветок“, и они вполне оправдывают это название переливами своей окраски, дающей всю гамму красного цвета — от бледнорозового до рубинового.
Я не мог оторвать глаз от этого морского чуда, как вдруг меня поразило неожиданное зрелище. Под водой показался человек, ныряльщик с кожаной сумкой у пояса. Это был живой человек. Он несколько раз возвращался на поверхность и затем снова погружался в воду.
Я повернулся к капитану Немо и взволнованно воскликнул?
— Человек тонет! Его надо во что бы то ни стало спасти! Капитан Немо, не ответив мне, поспешно подошел к окну. Пловец снова нырнул и, прильнув глазами к стеклу, глядел на нас.
К моему глубокому удивлению, капитан Немо сделал ему какой-то знак. Ныряльщик кивнул в ответ головой, немедленно всплыл на поверхность моря и больше не появлялся.
— Не бойтесь за него, — сказал мне капитан Немо. — Это Николай с мыса Матапан, прозванный „Рыбой“. Его знают на всех островах Греческого архипелага. Замечательный пловец! Вода — это его стихия, и он проводит в ней больше времени, чем на суше, беспрестанно переплывая с одного острова на другой, а порой даже забираясь на Крит.
— Вы знаете его, капитан Немо?
— Почему бы мне его не знать, господин Аронакс? Сказав это, капитан подошел к шкафу, вделанному в стену салона. Рядом с ним стоял окованный железом сундучок с медной пластинкой на крышке, на которой был выгравирован девиз „Наутилуса“ — Подвижный в подвижном — и начальная буква „Н“.
Не обращая больше на меня внимания, капитан Немо открыл шкаф, в котором оказалось множество металлических слитков.
То были слитки золота.
Откуда на „Наутилусе“ взялось такое огромное количество этого металла? Где добывал золото капитан Немо и что он собирался сейчас с ним делать?
Я смотрел, не проронив ни слова.
Капитан Немо вынимал золотые слитки из шкафа и по одному укладывал их в сундучок, пока не заполнил его доверху.
Я подсчитал, что всего он сложил туда не менее тысячи килограммов золота, на сумму почти в пять миллионов франков.
Капитан закрыл крышку сундучка и надписал на ней адрес, повидимому, на новогреческом языке.
Закончив это, он нажал кнопку звонка, проведенного в помещение команды. Тотчас же пришли восемь матросов и с большим трудом выволокли сундук из салона.
Я слышал, как они втаскивали его при помощи блока по трапу на палубу.
В эту минуту капитан Немо обернулся ко мне.
— Итак, что вы говорили, господин профессор? — сказал он.
— Я ничего не говорил, — ответил я.
— В таком случае разрешите пожелать вам спокойной ночи.
И с этими словами он вышел из салона.
Я вернулся к себе в каюту чрезвычайно заинтересованный.
Напрасно я пытался заснуть. Меня мучило, что я никак не могу найти логической связи между появлением пловца с сундуком со слитками золота.
По начавшейся вскоре легкой качке я догадался, что „Наутилус“ поднялся на поверхность.
Затем я слышал топот ног по палубе. Я понял, что это вынимают из гнезда шлюпку и спускают ее на воду. Она стукнулась о борт „Наутилуса“, и затем шум прекратился.
Через два часа шум возобновился. Шлюпку вытаскивали обратно из воды и укрепляли в гнезде. Затем „Наутилус“ снова погрузился в воду.
Следовательно, миллионы были доставлены по адресу. Но в какой пункт материка? Кто был корреспондентом капитана Немо?
На следующий день я рассказал Конселю и Неду Ленду о событиях минувшей ночи.
Мои товарищи были удивлены всем происшедшим не меньше, чем я.
— Но где он берет эти миллионы? — спросил Нед Ленд. Я не мог дать ответа на этот вопрос.
После завтрака я прошел в салон и сел работать. До пяти часов пополудни я писал, не отрываясь, свой дневник. Неожиданно мне стало жарко.
Я снял с себя куртку, но это мало помогло. Дышать становилось с каждой минутой трудней.
Это было необъяснимо: мы находились далеко от тропиков, да к тому же погруженный в воду „Наутилус“ все равно не мог испытывать влияния температуры наружного воздуха. Я посмотрел на стрелку манометра: мы шли на глубине в шестьдесят футов.
Я пытался продолжать работать, но жара все усиливалась и становилась невыносимой.
„Может быть, на корабле пожар?“ подумал я.
Я хотел уже выйти из салона, как вдруг появился капитан Немо, Он направился прямо к термометру, посмотрел на столбик ртути и, повернувшись ко мне, сказал:
— Сорок два градуса!
— Я это чувствую, капитан, — ответил я. — Если температура поднимется еще выше, то нам будет плохо.
— О, господин профессор, температура поднимется выше только в том случае, если мы того захотим.
— Вы можете, следовательно, увеличивать или умерять ее по своему желанию?
— Нет, но я могу удалиться или приблизиться к очагу, который ее повышает.
— Значит, этот очаг вне „Наутилуса“?
— Разумеется. Мы плывем в кипящей воде.
— Неужели это правда? — воскликнул я.
— Судите сами.
Ставни раскрылись, и я увидел совершенно белую воду вокруг „Наутилуса“. Сернистый пар стлался в воде, кипевшей, как в котле. Я прикоснулся к стеклу, но оно было так горячо, что я вынужден был тотчас же отдернуть руку.
— Где мы находимся? — спросил я.
— Возле острова Санторина, господин профессор, — ответил капитан. — Если хотите точнее — в проливе, отделяющем Неа-Каммени от Палеа-Каммени. Я хотел показать вам это редкое явление — извержение подводного вулкана.
— А я думал, — заметил я, — что образование новых островов давно прекратилось…
— В вулканических местностях ни один процесс нельзя считать завершенным, — ответил капитан Немо. — Ведь земной шар попрежнему полон внутреннего огня. Если верить историкам Кассиодору и Плинию, в девятнадцатом году нашей эры на том самом месте, где недавно образовались эти островки, возник новый остров — Тейя. Затем он исчез под волнами, чтобы снова появиться на свет в шестьдесят девятом году и скова окончательно исчезнуть. С этого времени и до наших дней вулканическая деятельность здесь замерла. Но третьего февраля 1866 года возле Неа-Каммени среди облаков серного пара неожиданно поднялся из воды новый островок. Его назвали островом Георга. Шестого февраля он слился с Неа-Каммени. Через семь дней после этого, тринадцатого февраля, из воды появился еще один островок — Афроэса, отделенный от Неа-Каммени узким проливом в десять метров. Я случайно присутствовал в этих йодах, когда произошло это редкое явление, и наблюдал все фазы его. Островок Афроэса, почти круглый по форме, имел триста футов в диаметре при тридцати футах в высоту. Он состоял из черной стекловидной лавы, в которую были вкраплены куски полевого шпата. Наконец, десятого марта из моря вынырнул возле Неа-Каммени третий островок, еще меньший, — Рэка — и все три острова слились.
