7
Кельн, Германия — Ньюкасл, Великобритания. Апрель 2014 г.
Билеты Джеймс покупал сам и оплачивал наличными. Ему не хотелось светить карточку Тихорецкого — вместе с прошлым заговорила притихшая паранойя. Утренний прямой рейс из Домодедово до Кельна оказался самым удобным. Сидя в зале ожидания, отрешившись от объявлений и суеты, Джеймс вспоминал, как впервые оказался в Москве, как оставил Дженнифер, семью, оттолкнул всё, что могло смягчить его сердце. Вспомнил и как приехал пару месяцев назад. Пустой до дурноты, лишенный цели. Не человек, а машина с заданным маршрутом.
Там, где раньше тлел серый пепел праха, теперь всеми красками сверкала жизнь. Их с Хилари страсть была черно-белой, а чувства к Оксане переливались множеством оттенков. Она доверяла ему, и тем гаже казалась игра, которую он вёл рядом с ней. В истории с Оксаной пошел обратный отсчет. Дни, часы и минуты уходили безвозвратно, и он чувствовал, как внутри нарастает тоска. Раньше он бросил бы Оксану на алтарь дела, только чтобы убийца проявил себя. Чтобы добраться до Хилари, он не побрезговал ничем.
Что-то внутри менялось, рушилось и перестраивалось, как будто части неисправного механизма менялись местами. Когда-то Джеймс считал себя героем. Он избавлял мир от кровососущей мрази, и каждая человеческая жертва, каждый шаг на этом пути, становились подтверждением его правоты. Он вешал ярлыки, делил мир на чёрное и белое и не хотел ничего менять. Тварь или человек. Ублюдок или герой. Когда мир идеалиста рушится, на разломе возникает впадина, ведущая в преисподнюю.
На учениях по стрельбе мишени тоже двух видов: гражданский или злодей, но полигон не похож на реальность. Джеймс всё время жил, как на стрельбище. Категоричность, принципиальность, строгие точные оценки.
Рядом с Оксаной он очнулся от многолетнего забытья, от стереотипов и шаблонов. Ему не хотелось засыпать снова. Отпускать, уходить из её жизни. Не хотелось жить без неё.
Объявили посадку.
Когда самолет оторвался от земли, он вернулся к мыслям о деле. Палач Ру знал о силе Оксаны, и точно сидел рядом с Осиповым. Он или тот, кто его нанял. Джеймс всё же склонялся к первому варианту: измененные всегда были предельно осторожны. Когда заварилась вся эта каша со списками, Ру бросился в Россию за помощью. Он прожил три сотни лет, но как-то слишком легко позволил перерезать себе глотку. Слишком легко, если не брать в расчет его знакомство с палачом.
Первый подозреваемый — Стрельников — постоянно ошивался рядом с Александрой. Существовала вероятность, что он слишком хорошо скрывал свою истинную сущность, что Оксана не смогла его почувствовать.
Анжела Осипова. Джеймс вспомнил о ней после откровения Оксаны: надрыв, злоба, безумие. Ангельское благополучие никак не вязалось с истеричной резкостью, которую увидел Джеймс. Возможно, Анжела не была в восторге от тесного знакомства мужа с Натальей. Особенно теперь, когда начала слишком быстро стареть.
Открытым оставался вопрос с покушением на самого Осипова, о котором кричала московская пресса. Связано оно с делом Ру или же нет, пока было неизвестно. Ясно только одно — в окружении Осипова завелась плесень. Врагов у такого человека предостаточно, но он не подпустил бы к себе людей, которым не доверял. Джеймс не хотел браться за новое дело. Это не его война. Разве что неприятности измененного окажутся ниточкой к смерти Ру.
В Кельне было пасмурно, накрапывал дождь. Местный аэропорт напоминал Джеймсу круизный лайнер, который забыли спустить на воду, а погода — о городе, где заморожено его прошлое. Ньюкасл давно остался за бортом его жизни, а Кельн возродился из праха Второй Мировой подобно Фениксу.
Джеймс не думал, что когда-нибудь вернётся в клинику, где Хилари отчаянно боролась за жизнь. Он не спал несколько дней, прежде чем достал вакцину, и адрес лечебницы Хендрика Зольнера помнил наизусть. Сейчас простая частная клиника, но в прошлом сюда обращались измененные, оказавшиеся в пикантном положении. Например, с засевшей внутри пулей из металла Дюпона. Единственное заведение в мире подобного толка. Мало кто из людей связывался с измененными пусть даже за большие деньги. Пересекались ли архивы Зольнера с записями Вальтера?
Он помнил, как стоял на мосту Дойц, глядя на проходящие по Рейну суда, на раскинувшиеся по обе стороны бесконечно далекие эпохи. Кельнский собор, сердце старого города, ставший нерушимым символом города на левом берегу, и современные здания на правом.
Хилари уже ввели вакцину. Она впервые не забылась тяжелым сном, а заснула, и Джеймс пошел бродить по городу. Он собирался дойти до Собора, который устоял во время Второй Мировой. В те минуты ему, закоренелому атеисту, вдруг показалось, что это поможет. Он наделся всё исправить, если Хилари выживет.
Он не дошёл до Собора: позвонила помощница Зольнера, сказала, что Хилари проснулась и просит приехать. Она говорила о том, что у неё всё замечательно, но Джеймс уже не слушал. Бог существовал на самом деле, и услышал его под открытым небом, без алтаря и коленопреклонений.
Клиника располагалась в новом городе. С того дня, как Джеймс и Хилари уехали отсюда, почти ничего не изменилось. Разве что дизайн приемной стал светлее. Мрачные темно-синие тона, сменились кремовыми, кабинет казался просторнее. Секретарь тоже была новая. Светловолосая и худая жердь Эмма исчезла, а на её месте сидела невысокая молоденькая брюнетка.
— У вас назначено? — спросила она после короткого приветствия.
— Скажите, что я по поводу две тысячи одиннадцатого.
— Простите?
Разумеется, она ничего не знала. Куда подевался остальной персонал, кто промывал бывшим коллегам мозги и на каких условиях — читай, на сколько Зольнеру пришлось раскошелиться за молчание, можно было только догадываться.
— Просто скажите.
Как Джеймс и ожидал, его приняли без промедления.
За три года Зольнер постарел и раздался вширь, но холёности не утратил.
Поднявшись навстречу Джеймсу, он пожал руку. Ладонь у Хендрика была потной, а рукопожатие дрогнуло. Он явно нервничал: возвращение к старой теме не казалось ему добрым знамением.
— О чем вы хотели поговорить?
— Об Элен Буше́. Вы наверняка меня помните.
Элен Буше — одна из легенд Хилари.
Её мать родилась и выросла в Лионе, и французский Хилари знала, как родной. После изменения она несколько лет жила во Франции и полностью избавилась от акцента.
Зольнер опустился в кресло и съежился за столом. Джеймсу показалось, что и без того невысокий толстяк стал ещё меньше, будто рост ушел в вес. Говорят, люди полнеют, когда чувствуют себя беззащитными. Глядя на собеседника, Джеймс готов был с этим согласиться.
— Она умерла, насколько я помню, — дребезжащим голосом выдал он, достал платок и промокнул лысину.
— Вы были под защитой Вальтера?
— Какое это имеет…
