— Я ещё никогда за таким не работал, — заметил я.
— Быть может, доктор, — пояснила миссис Фреверт, — вам будет интересно узнать, что Грэм приобрёл её, беспокоясь о своём здоровье. Он боялся, что, если будет сутулиться, у него случится аппендицит. Думал, что эта «старинная чёрная кафедра», как он её называл, предотвратит приступ. И конторка путешествовала с ним по всему миру.
— Любопытно, — только и смог ответить я.
Тем временем Холмс, убрав Рюша с конторки, выложил на неё содержимое конверта, переданного ему Райаном, и пригласил меня присоединиться к его изучению. Оказалось, это был официальный полицейский рапорт, включавший показания очевидцев печального события. В общем, кроме нескольких новых имён, он ничего не добавил к тому, что мы уже знали. Двух членов Принстонского клуба, которые были свидетелями убийства, звали Ньютон Джеймс и Фрэнк Дэвис. Первый был маклером, второй — горным инженером. Оба находились примерно в сотне футов от места преступления и утверждали, что прозвучало шесть выстрелов. О другом стрелке они ничего не сказали (разумеется, их внимание было всецело приковано к Филлипсу, которому требовалась немедленная помощь), не говоря уже о жутком эпилоге — самоубийстве Голдсборо. Джейкоб Джейкоби, живущий неподалёку цветочный торговец, которому случилось проходить мимо, помог Джеймсу и Дэвису перенести Филлипса в Принстонский клуб, где все они ждали прибытия кареты «скорой помощи». Коронёр докладывал о шести проникающих ранениях грудной клетки и брюшной полости. В полицейском рапорте сообщалось, что десятизарядный револьвер принадлежал погибшему преступнику, убитому единственным выстрелом из того же оружия. Об Элджерноне Ли не упоминалось вообще. Именно этот очевидец, о котором нам рассказала миссис Фреверт, назвал револьвер, как здесь выражаются, «шестистрельным», то есть из него никак нельзя было сделать семь выстрелов, включая роковой, в голову Голдсборо.
— А как вы объясните отсутствие всяких упоминаний о шестизарядном револьвере? — спросил детектива Холмс.
Райан стащил с головы котелок и стал теребить внутреннюю ленту.
— Меня это не волнует, мистер Холмс. Семь выстрелов. Может, доктора посчитали выходное пулевое отверстие за входное, вот и получилось два вместо одного. Кто знает? Убийца у нас есть, и все дела.
— Возможно, — заметил Холмс и вернул рапорт детективу, который собрался уходить.
Как только за тремя полицейскими захлопнулась дверь, Холмс сказал мне:
— Может, полиция и не видела никакого проку в том, чтобы встречаться с мистером Элджерноном Ли, Уотсон, но мы с вами обязательно его навестим. Благо живёт он через дорогу. А после беседы с ним следующим на очереди будет посещение больницы Бельвью.
Мы попрощались с миссис Фреверт, которая взяла Рюша на руки, чтобы он не сбежал через открытую дверь. Затем, окончательно условившись с Бевериджем о встрече в столице завтра рано утром, мы вышли из Национального клуба искусств и пересекли дорогу, которая разделяла отнюдь не только кирпичные здания.
Если бы покойный Карл Маркс пожелал проиллюстрировать то, что называл базисом классовой борьбы, он не нашёл бы лучшего примера, чем эти два здания на Восточной Девятнадцатой улице: номер 119 — роскошный дом Филлипса, а напротив — номер 112, скромное жилище его убийцы. Последнее вовсе не было убогим, но ему явно недоставало пышного убранства, отличавшего здание напротив. Тем близоруким криминологам, которые, пытаясь возложить вину за злодеяние на дурное окружение, иногда игнорируют тот факт, что рядом нередко уживаются прямо противоположные явления, я мог бы сказать: «Сходите-ка на Восточную Девятнадцатую улицу!»
Элджернон Ли являлся секретарём Рэнд-клуба, общества нью-йоркских социалистов. Хотя я не питаю симпатии к тем, кто проповедует крушение экономической системы, утвердившей в большей части мира справедливость и цивилизацию, должен признаться, что нашёл мистера Ли весьма приятным человеком. Лысоватый очкарик, он смахивал на школьного учителя. Вдобавок ему, кажется, очень хотелось помочь нам пролить свет на тайну, которая, как он выразился, не была исследована должным образом.
— Понимаете, мистер Холмс, — сказал он, сидя в своём кабинете, битком набитом документами и книгами, — я ведь никогда не видел оружия Голдсборо.
— Тогда почему вы уверены, что револьвер был шестизарядным? — спросил я. — Полагаю, это вы описывали его как «шестистрельный».
— Верно, доктор Уотсон. Я использовал этот термин, потому что это было единственное слово, которое я много раз слышал от полицейских. Я плохо знаком с огнестрельным оружием и потому вряд ли выдумал бы подобное выражение.
— Когда именно вы слышали разговор про револьвер? — спросил Холмс.
Ли снял свои круглые очки и протёр глаза. Он как будто припоминал.
— В вечер убийства. Полицейских здесь было пруд пруди. Следствие вели два помощника окружного прокурора, Рубен и Стронг, но офицеры в форме были расставлены по всему зданию. Голдсборо жил в задней части. Он просто снимал здесь комнату, у него не было ни политических, ни общественных связей с нашей организацией. Но агентам корпоративного государства
[37]
приходится досконально изучать тех, кто представляет угрозу статус-кво, так что в итоге они опросили почти всех жильцов. Рядом с Голдсборо жил Джордж Киркпатрик, но даже ему почти нечего было сказать о соседе. О, Голдсборо часто жаловался: что его преследуют, что не ценят, что у него мало денег (хотя он постоянно говорил нам, что вскоре они у него будут). Но никто и подумать не мог, что он кого-нибудь убьёт.
— Револьвер, мистер Ли, револьвер, — напомнил Холмс.
— Ах да! Простите, пожалуйста. Я склонен к всяческим отступлениям. Я сидел в своём кабинете за набросками для лекции, которую мне предстояло прочесть. В коридоре, прямо под моей дверью, разговаривали два детектива (имён их я не знаю). Один сказал, что Голдсборо использовал «шестистрельный», а другой усмехнулся и заметил: «Кем он себя вообразил — Диким Биллом Хикоком, что ли?»
[38]
— Если всё так, как вы говорите, мистер Ли, — спросил я, — то почему пресса утверждает, что оружие было десятизарядным?
— Хороший вопрос, доктор Уотсон, — отозвался Ли. — Я только передаю вам, что слышал сам, но один мой товарищ предположил, что капиталисты, чтобы защитить свой класс, решили возложить вину за смерть Филлипса на одного лишь убийцу. Поскольку «шестистрельный» не мог произвести семь выстрелов, полицейские — или люди их контролирующие — должны были солгать насчёт орудия убийства, при помощи которого якобы была сделана вся грязная работа. То есть озвучить версию о десятизарядном револьвере. Имейте в виду, это чистое предположение, но оно вполне правдоподобно, не так ли?
Задав этот вопрос, он поднял голову, так что свет висевшей под потолком лампы отразился в его очках, скрыв глаза.
