— Опять мой друг Джиллет. Это тот актёр, что прислал мне тыквенную трубку. Вероятно, он весьма убедительно играл меня на сцене. Подумать только! Я полагал, довольно утомительно, когда тебя изображают в кино, но теперь мне, видно, придётся соперничать ещё и с театральными актёрами. Боюсь, Уотсон, всё это последствия ваших мелодраматических отчётов о довольно заурядных делах
[47]
.
— В самом деле, Холмс, — ответил я, — другому бы польстило, что у него имеется такой преданный биограф.
И я развернул адресованное мне сообщение. К моему удивлению, оно исходило от Уильяма Рэндольфа Херста. Он вновь предлагал мне писать для его газеты на заманчивых (весьма заманчивых!) условиях. Невольно задавшись вопросом, какое же предложение получил Филлипс, когда Херст убедил его написать «Измену Сената», я начал:
— Знаете, Холмс…
Но Холмса уже не было рядом. Он отошёл в сторонку, чтобы прочесть своё письмо.
— Это от сенатора ван ден Акера, — пояснил он. — Он хочет как можно скорее поговорить со мной.
— Как? Прямо сейчас?
— Видимо, да, Уотсон. Он пишет, что живёт один и уже отпустил прислугу, чтобы побеседовать с глазу на глаз. «Это не может ждать до завтра», — прочёл Холмс. — Ссылается на письмо, полученное от кого-то из тех, с кем мы виделись в Вашингтоне.
— Но от кого, Холмс?
— Это мы и должны выяснить у мистера ван ден Акера. Кроме того, Уотсон, не нужно быть сотрудником Скотленд-Ярда, чтобы заметить, что этот конверт вскрывали и весьма непрофессионально запечатали снова. Взгляните, как легко отходит кромка. Ясно, что кто-то знает, куда мы поедем сегодня. Прихватите револьвер, дружище. Чувствую, наше пребывание здесь в конце концов привело в действие такие силы, что прорыв в расследовании неминуем.
Приманка мистера Херста казалась очень соблазнительной, и я отлично понимал, каким образом издатель уломал Филлипса отвлечься от беллетристики и заняться «Изменой». Но сегодня, как бывало много раз, затевалась крупная игра, и никакие материальные искушения не заставили бы меня отказаться от охоты на пару с упорно идущим по следу Шерлоком Холмсом. Словно и впрямь вернулись старые добрые времена.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Визит к ван ден Акеру
Великий финансист… должен выстроить систему: он должен найти помощников, хладнокровных, отважных и хитрых… и уничтожить свидетельства своей связи с ними, независимо от того, смогут ли они, в свою очередь, утаить свои негласные отношения с теми исполнителями, которые непосредственно совершают преступления.
Дэвид Грэм Филлипс. Потоп
Адрес, указанный в письме ван ден Акера, привёл нас в старинный, притягательный для богатых и влиятельных персон городок Морристаун в тридцати милях к западу от Нью-Йорка. Он находился уже за пределами штата, в Нью-Джерси, но путешествие прошло гладко, хотя и утомительно: сначала мы на пароме пересекли Гудзон, затем на поезде проехали по сельской местности, и, наконец, наёмный экипаж доставил нас к величественной резиденции бывшего сенатора. До места мы добрались уже в полной темноте, сопутствующей холодной весенней ночи. Лишь в одном-единственном окне был виден свет, падавший на вымощенную плитами дорожку, которая огибала левую половину дома. Холмс быстро зашагал по ней к парадной двери и дважды поднял латунный дверной молоток в виде большого американского орла, который каждый раз с гулким звоном падал вниз.
Ответа не было.
Холмс подёргал дверную ручку, но она не поворачивалась, а когда мой друг попробовал открыть дверь, та не поддалась.
— Пойдёмте кругом, Уотсон, туда, где свет в окне. И держите оружие наготове.
Я похлопал себя по карману, чтобы убедиться, что револьвер ещё тут, но времени на раздумья у меня совсем не было. Я последовал за Холмсом, который изумил меня, проворно перескочив через низенький куст, — я сам смог преодолеть это препятствие, лишь продравшись сквозь цепкие ветви, зато тут же очутился на дорожке, ведущей к окну, в котором мы ранее заметили свет.
В тот миг, когда я нагнал Холмса, он как раз перекинул трость из правой руки в левую и вытащил из складок своего плаща револьвер. Я последовал его примеру и тронулся за ним, держа оружие дулом вверх. Прижавшись спинами к стене рядом с окном, мы, будто пара взломщиков, бочком подвигались к единственному источнику света. Холмс внимательно оглядел раму подъёмного окна, затем встал слева от него, а мне велел остаться на месте. Мы заглянули в ярко освещённую комнату, словно это была театральная сцена в огнях рампы.
Как бы мне ни хотелось вычеркнуть это из памяти, я всегда буду помнить жуткое зрелище, представшее нашим взорам той мартовской ночью. На первый взгляд в кабинете — а именно таково было назначение этой комнаты — всё казалось нетронутым. На книжных полках, занимавших большую часть помещения, ровными рядами стояли бесчисленные тома в кожаных переплётах, в очаге тлели угли. Напротив кирпичного камина находился письменный стол вишнёвого дерева, на котором лежала раскрытая книга; её страницы слегка трепетали, образуя полукруг.
Но, окинув взглядом середину комнаты, мы осознали, насколько обманчиво оставляемое ею впечатление безмятежности. В высоком чёрном кресле из потрескавшейся кожи сидел человек. Грудью он навалился на стол. Его окровавленная голова сверкала точно рубин, отражавший огонь камелька. Это был тот, кого при жизни звали сенатором Питером ван ден Акером. В его правом виске виднелось маленькое пулевое отверстие. Левая половина головы представляла собой месиво из костей и мозговых тканей, большая часть которого впечаталась в стену слева от него. На полу в нескольких дюймах от безжизненно повисшей правой руки валялся шестизарядный револьвер.
— Помогите, — бросил Холмс, пытаясь поднять нижнюю раму окна, которое сейчас было открыто всего на полдюйма.
С немалым трудом нам удалось приподнять раму настолько, чтобы протиснуться под ней, помогая друг другу, что, честно говоря, оказалось куда сложней, чем в былые времена. Когда мы очутились внутри, мне не понадобился весь мой многолетний медицинский опыт, чтобы установить, что этот человек мёртв. И всё же я проверил пульс.
Не обнаружив оного, я покачал головой.
— Самоубийство, — вслух заключил я.
— Вероятно, — заметил Холмс, — хотя…
Мы убрали оружие, и Холмс немедленно приступил к обычному ритуалу: он мерил шагами, осматривал, изучал место гибели со всех возможных точек.
Кроме трупа и письменного стола, к которым он ни разу не прикоснулся, Холмс с помощью лупы исследовал столик красного дерева, стоявший позади большого стола. Большая часть комнаты слева от тела была забрызгана кровью, в том числе стена, оклеенная бежево-голубыми узорчатыми обоями, и две висевшие на ней большие картины, изображавшие, кажется, старинные фрегаты под парусами.
