Фрэнк всегда помнил, как отец, внушая ему преклонение перед временем, то и дело возвращался к Онассису. "Пойми, он стал великим только потому, что с самых детских лет понял цену минуте".
(Семьи соседствовали в Смирне; деды дружили; Онассис обычно находил и помогал тем, кто из одного с ним корня.)
Отец Фрэнка рассказывал, как тринадцатилетним мальчиком Аристотель Онассис начал работать на табачной фирме своего отца, крупнейшего коммерсанта Смирны; в пятнадцать лет он бегал по горящему городу во время греко-турецкой резни, делая все, что в его силах, лишь бы спасти отца, брошенного турками в тюрьму, от расстрела; научился давать взятки тюремным стражникам, завязывать отношения с нужными людьми, по ночам учить английский язык и утром ублажать американского вице-консула, который давал пропуска для свободного прохода по городу и в порт; менять на борту сигареты на виски, снабжать этим виски тюремное начальство, тех, от кого зависело, вписать имя отца в список на расстрел или оставить до следующего дня; плакать, смешить, доказывать, стращать, сулить, умолять турецких бизнесменов, чтобы те замолвили слово за арестованного греческого фабриканта; он не знал, что такое нормальный сон, двигался двадцать часов в сутки и в конце концов спас отца, вывез в Грецию, а там старик обвинил его в том, что он утаил большую часть его денег, и семнадцатилетний мальчик навсегда покинул родной дом, уплыл в Аргентину, работал день и ночь телефонистом в компании ИТТ, скопил денег и начал торговать турецкими сигаретами…
Как-то раз Фрэнк, улыбнувшись, заметил:
— Папа, а почему ты обходишь вопрос о любовных делах Онассиса?..
— Аристотель любил и Грету Гарбо, и великую певицу Марию Каллас, и Жаклин, и прекрасную балерину из труппы Анны Павловой, но позволил себе все это только после того, как стал могучим человеком, а он стал таким, когда ему исполнилось тридцать…
Фрэнк рассмеялся.
— Папа, ты плохой воспитатель… Нельзя лгать ученикам… Ведь Онассис впервые согрешил с дочерью служанки в доме отца, когда ему только-только стукнуло одиннадцать…
— И ты веришь россказням газетных болтунов? — вздохнул отец. — Господи, как неблагодарен этот мир и злобен…
— Папочка, мне об этом говорил сам Аристотель… Он даже сказал о том, как его отец заметил: "Спи только с теми, сынок, связь с которыми не принесет ущерба твоей карьере…"
— Не кощунствуй! — возмутился старший По. — Он не мог тебе сказать этого! Ты еще мал, не дорос до того, чтобы Аристотель пустился с тобою в такие откровения!
— Мне двадцать пять, папа, в этом возрасте Онассис уже ворочал делами.
— А ты для меня и в пятьдесят останешься ребенком!
— Не быть мне тогда Онассисом.
— Не быть, — согласился отец. — Таких, как он, бог дарит Греции раз в столетие…
"Этот семидесятилетний, — думал Фрэнк, чувствуя, что подходить еще рано, секунд сорок в запасе, а то и сорок пять, — чем-то он похож на Онассиса, только тот был коротышкой, а седой красавец высок, как Ланкастер… В конечном счете, — услышал он свой голос и отметил, что в голосе была тревога, — Онассис тоже имел дело с такого рода типами, мафия, ясное дело, но, черт побери, не нам же заниматься черновой работой; я не намерен никого ни к чему принуждать, я имею дело с идеей, с прекрасной идеей нашей свободы, ей я служу, если кто-то мешает, его надо уметь заставить отойти с дороги, и все… Шеф не сказал мне, кто этот человек, тоже конспиратор, будто у меня две извилины… Но ты сейчас захотел выпить, — понял он себя, — отчего тебе захотелось выпить? И не просто так, как это принято, взял скоч
[29]
со льдом и тяни его весь вечер, подливая соды, а по-настоящему, тягучим, длинным глотком…"
— Добрый вечер, у вас свободно? — спросил Фрэнк, подойдя к седому.
— Вообще-то я жду гостя…
— Вот как… А я только что приехал из Стамбула…
— Так присядьте… Выпейте чашку кофе…
— И привез привет и письмо от Казема…
— Я так и понял, что это вы… Меня зовут Пьер Ниссо…
— А меня Якуб Назри.
— Очень приятно, — ответил Ниссо и обратился к Фрэнку на великолепном турецком.
Фрэнк покачал головой.
— Я родился на Кипре, жил в греческой общине.
Ниссо заговорил по-гречески; словарный запас его был не очень велик, но произношение отменное.
Фрэнк ответил ему на смирнинском диалекте; отец не разговаривал с ним дома по- английски; ему подавали только греческую еду, вино тоже.
Ниссо удовлетворенно кивнул, закурил тонкую черную сигарету, спросил:
— Что будете пить?
— Виски.
— Со льдом?
— Нет, чистое.
— О'кэй. А я возьму пастис, чем-то напоминает греческую водку, не находите?
— Нахожу.
— Помоем руки?
— Непременно.
Они спустились в полуподвал, там возле будки телефона-автомата были уборные; они вошли в тесную комнатку, Ниссо запер дверь, пустил воду и сказал:
— Ну, что у вас, давайте.
Фрэнк молча протянул ему фотографии.
Ниссо глянул на них мельком, смазал, что называется, вернул Фрэнку.
— Я знаю этих людей, и в нашей картотеке есть фотографии лучшие, чем ваши, слишком контрастны, сделаны на черно-белой пленке. Где они?
— На рю Вашингтон до девяти. Потом будут на рю Муффтар, в критском ресторане…
— Хорошо… Теперь о деле… Я имею в виду наше дело, мистер Назри… Мои друзья заинтересованы в приобретении пяти миль пляжа вдоль по берегу Параны в Парагвае…
— Вас интересует финансирование?
— Нет. Эти земли принадлежат "Юнион пасифик"… Они в запустении. Надо, чтобы ваши друзья подействовали на боссов этого концерна. За ценой мы не постоим.
— Считайте, что вы приобрели эту землю.
— О'кэй. Мои друзья будут удовлетворены таким ответом.
Ниссо достал из внутреннего кармана пиджака портмоне, плоское, черепаховое, легко, жестом провинциального фокусника открыл его, достал листок тонкой бумаги.
— Прочитайте и подпишите, — сказал он.
фрэнк пробежал текст: "Мои друзья, а по их поручению я, гарантируют, что земля по реке Парана в Парагвае, находящаяся ныне во владении фирмы "Юнион пасифик", будет продана в течение ноября-декабря сего, 1983 года тому, кто предъявит эту бумагу".
— У меня нет ручки.
— У меня есть, — и Ниссо протянул фрэнку "паркер".
фрэнк подписал так, чтобы не коснуться бумаги пальцами. Ниссо покачал головой.
— И оттисните два пальца подле вашей подписи, Назри. Бумага соответствующим образом обработана, доказательство должно быть абсолютным.
