…Мари пришла в бар около одиннадцати; растерянная, с ярким румянцем на острых скулах.
— Я Фрэнк По из "Стар", мисс Кровс… Так же, как и вы, я ненавижу наших старых мумий, готовлю материал о ситуации в Гаривасе, а в Париже мне сказали — я там аккредитован, хотя работаю по всей Западной Европе, — что у вас есть какие-то новые данные в связи с интересующей меня проблематикой…
Мари ответила не сразу, а лишь после того, как изучающе осмотрела По.
— Какая проблематика вас интересует? Я, признаться, прежде не читала ваших корреспонденции.
— Меня интересует то же, что и вас: загадочный клубок "Грацио — Гаривас — Санчес", будущее этой несчастной республики, тайна палермского миллионера…
— Можете гарантировать, что информация, которой я располагаю, появится в вашей газете?
— Я не редактор и не владелец контрольного Пакета акций, мисс Кровс… Я представляю нашу провинциальную прессу, вы же знаете, сколь консервативны наши люди в глубинке…
Мари усмехнулась.
— Думаю, не более, чем любые… Мне, кстати, очень нравятся глубинные америкашки, в них много еще от прошлого века.
Фрэнк горько вздохнул.
— Вы слишком добро сказали "америкашки"… Вы не знаете, что такое американский прошлый век… Это же рабство, мисс Кровс… Я не чистый американец, мы выходцы из Европы, отец всегда вспоминает настоящую родину с тоской и нежностью. Увы, я не могу гарантировать опубликование ваших материалов… Но я обещаю молчать, подскажите только, в каком направлении и у кого искать мне.
— Опять-таки можете гарантировать, что сами напечатаете то, что я вам открою? Я готова отдать вам все, только напечатайте…
— Я был бы бесчестной свиньей, если бы сказал, что гарантирую… Нет, не гарантирую…
— Мне обидно за Америку… За Северную Америку, — быстро поправилась Мари, и Фрэнк сразу же понял, что у нее много друзей на южноамериканском континенте, там не любят, когда о Штатах говорят "Америка". — Почему Белый дом так нетерпим ко всему тому, что не укладывается в схему, выработанную в пору доктрины Монро, великого североамериканского изоляционизма?! Это ж китайская Стена двадцатого века, мистер По… Возьмите подборки ваших газет по Гаривасу, колонки комментаторов, послушайте радио, посмотрите телевидение… Нагнетают психоз, это понятно непосвященному, не то что нам с вами, циникам, которые прекрасно знают, как все это делается… Почему? Все просто: поднимите таблицы внешнеторгового баланса Гариваса за последние семь месяцев… Правительство взяло в свои руки то, что раньше было бесконтрольной монополией Дигона, Рокфеллера, Моргана. Особенно Дигона… Ну, а потом попросите редакцию финансировать ваш полет в Гаривас — я готова помочь вам получить интервью у Санчеса.
— Это он вам дал интервью, и я восхищаюсь его прямотой, хотя кое-чего вы не договариваете… Вы красивая, это понятно, отчего он согласился дать вам интервью… Мне он покажет фигу…
Фрэнк сказал это до того жалостливо, что Мари улыбнулась, положив свою мягкую ладонь на его руку.
— Слушайте, прежде чем лететь в Гаривас — Санчес вас примет, я обещаю, — попробуйте в Париже встретиться с профессором Вернье, он знает латиноамериканский узел, как никто другой… Только не ссылайтесь на меня… Если вы упомянете мое имя, он вряд ли станет говорить с вами…
— Как Вернье относится к американцам?
— А как он должен к ним относиться? — удивилась Мари.
— В Европе нас не любят… Ракеты, нейтронная бомба и все другие дела…
— Нет… Вернье — культурный человек, у него много друзей в Штатах, он не страдает ущербностью западноевропейского шовинизма… Если вы его разговорите" вам будет над чем подумать… Как раз он-то не станет требовать гарантий, чтобы вы напечатали то, что он вам скажет… Это человек щедрый, и у него нет в данном случае такого интереса, какой есть у меня.
Фрэнк По сдержался, чтобы не спросить про то, какой же интерес у мисс Кровс, поднялся и пошел к бару заказать два кофе.
Мари, словно бы почувствовав это, крикнула:
— Не вздумайте меня угощать, я плачу за все сама…
Ночью, возвращаясь в пустом курьерском поезде в Париж, Фрэнк По притулился к окну, но уснуть не мог, со щемящим чувством тоски вспоминал Мари, думая о том, как будет счастлив человек, которого полюбит эта зеленоглазая пшеничноволосая женщина с ярким, нездоровым румянцем на острых скулах и такой ласковой, мягкой, теплой ладонью…
27
Ретроспектива III (пять месяцев назад, лето 83-го)
"Директору Центрального разведывательного управления
Подлежит расшифровке в аппарате директора
Докладываю лично директору
Совершенно секретно
Агент Жозеф передал вчера документацию о том, что на биржах Лондона, Антверпена, Женевы и Гонконга возможен в течение ближайших месяцев бум, связанный с атакой на цены бобов какао, это следует расценивать как удар по режиму лидера Гариваса полковника Санчеса.
По неподтвержденным еще сведениям, полученным Жозефом от его контакта в Цюрихе с Андрэ, за предстоящей акцией угадываются интересы концерна Дигона. Однако Андрэ предполагает, что не один лишь Дигон заинтересован в устранении Санчеса для того, чтобы во время хаоса, который последует за этим, укрепить свои позиции в Гаривасе. В связи с предстоящими событиями трижды было упомянуто имя Майкла Вэлша.
Ульрих".
После того, как шифровальщик доложил директору эту телеграмму суперагента ЦРУ, человека, руководившего службой телефонного и радиопрослушивания контрразведки одной из западноевропейских стран, в надежности информации которого не приходилось сомневаться, директор вызвал своего первого заместителя Майкла Вэлша, угостил его кофе, попросил рассказать о последних новостях в Азии и Центральной Америке, выслушал сдержанный ответ о том, что никаких особенно секретных событий в ближайшие часы там, по его сведениям, не предвидится, поделился информацией, пришедшей только что из Каира, о возможных перестановках в египетском кабинете, следует загодя подготовиться к этому, поинтересовался — вскользь, очень легко, — нет ли сведений с ведущих бирж, которые могли бы привлечь внимание перед предстоящей завтра беседой с президентом, получил ответ, что никаких тревожных симптомов агентура не зарегистрировала, затем перевел разговор на ситуацию в Албании и в заключение с улыбкой уже попросил Вэлша рассказать, что нового на теннисных состязаниях в Лондоне. "Я не читал газет последние три дня, разламывается голова, видимо, придется лечь в госпиталь для обследования и профилактики, так что, Майкл, вам придется пересесть на неделю в мой кабинет и взять на себя и мою — не очень-то в сравнении с вашей объемную — часть работы… За вашей многоопытной спиной я чувствую себя великолепно, постоянно благодарен вам за то, что вы ведете всю текущую, столь изнурительную работу с присущим вам блеском и профессорской обстоятельностью; выручайте и на этот раз, мой друг…"
