Маргаритки и тигровые лилии были разбросаны перед склепами так густо, что пришлось ступать прямо по цветам.
Они вошли в первую пустую нишу, и Гюнтер опустил Хиро на каменный стол, высеченный из скалы. В сиянии его нашлемного фонаря изломанное тело выглядело жалким и бесприютным. Гюнтер заметил, что плачет: горячие слезы текли по лицу и попадали в рот при вдохе. Он ненадолго отключил радио и сморгнул слезы с глаз.
– Дерьмо.
Он провел рукой по щитку шлема.
– Наверно, надо бы что-то сказать.
Гамильтон взяла его руку и сжала.
– Я никогда не видел его таким счастливым, как сегодня. Он собирался жениться. Он бегал вприпрыжку, смеялся и мечтал о семейной жизни. А теперь он мертв, а я даже не знаю, какой он веры. – Тут он вспомнил еще одно и беспомощно повернулся к Гамильтон. – Что мы скажем Ане?
– Ей не до того. Давай прочитай молитву и пойдем. У тебя кончается кислород.
– Да, ладно. – Он склонил голову. – «Господь Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…»
[18]
Оставшаяся в Бутстрэпе группа уже захватила шлюзы и увела контролера от панели управления. Работник «Вестингауза», Познер, взглянул на них через окно.
– Не вскрывайте скафандры, – предупредил он. – Они должны быть постоянно герметизированы. То, что поразило этого ублюдка, все еще вокруг нас. То ли в воде, то ли в воздухе. Один вдох, и вас вырубит. Поняли?
– Ясно, ясно, – буркнул Гюнтер. – Позагорать не светит.
Рука Познера на панели управления застыла.
– Давай там, соберись. Я тебя не впущу, пока не осознаешь, насколько серьезно положение. Это тебе не пикник. Если ты не готов помогать, обойдемся без тебя. Понятно?
– Мы все понимаем и готовы сделать все возможное, – торопливо заверила Гамильтон. – Верно, Уэйл?
Он с несчастным видом кивнул.
Взломан был только один шлюз, а между поверхностью и основным запасом воздуха Бутстрэпа имелись еще пять. Конструкторы города не пренебрегали надежностью.
Под присмотром Познера они прошли по коридору, через шлюзы и раздевалки, к грузовому лифту. И наконец оказались в самом городе.
И замерли, хлопая глазами, на краю преисподней.
Невозможно было сразу определить, что именно создает упорное ощущение неправильности, притаившееся на краю сознания. В парке было полно народу, огни на стенах кратера и на куполе горели ярко, и водопады грациозно перетекали с уступа на уступ. В траве забавно подпрыгивали перепелки.
Потом стали проступать более мелкие детали. По четвертому уровню, шатаясь, двигался человек. Голова у него дергалась, он бешено размахивал руками. Мимо прошла пухлая женщина. Она катила пустую тележку от передвижной мини-фабрики и на ходу покрякивала, как утка. Кто-то сидел среди крошечного леса в парке Ногучи и выдергивал одно деревце за другим.
При ближайшем рассмотрении неподвижные фигуры внушали еще больше тревоги. Какой-то человек лежал, наполовину скрывшись в туннеле, спокойно и беззаботно, как собака. Три женщины застыли в расслабленных позах, как будто обессилев от отчаяния. И ни один человек не заговаривал с другими, ни взглядом, ни жестом не показывал, что замечает их присутствие.
– Что… – Что-то ударило Гюнтера в спину, сбило с ног. Оказавшись на земле, он осознал сперва, что его снова и снова бьют кулаками, а чуть позже – что тощий человечек, встав ему коленом на грудь, истерически вопит:
– Не делай так! Не делай так!
Гамильтон схватила человека за плечо и оттащила назад. Гюнтер поднялся на колени. Он видел перед собой само безумие: круглые от страха глаза, ужас на лице. Человек панически боялся Гюнтера.
Потом он резко вывернулся и бросился бежать, словно за ним гнались демоны. Гамильтон проводила его взглядом.
– Ты в порядке? – спросила она.
– Да, конечно. – Гюнтер поправил пояс для инструментов. – Пойдем поищем других.
Они направились к озеру, разглядывая погруженных в себя людей, усеявших траву. Мимо пробежала босая женщина. Она держала в руках охапку цветов.
– Эй! – окликнул Гюнтер.
Она мимоходом улыбнулась через плечо, но не замедлила бег. Гюнтер встречал ее раньше – одна из диспетчеров на «Мартин Мариетта».
– Они что здесь, все сошли с ума? – спросил он.
– Похоже на то.
Женщина добежала до берега и грациозным движением бросила цветы в воду. Они закачались на воде.
– Чертовски жаль.
Гюнтер помнил Бутстрэп, когда в городе еще не росли цветы. Он знал, каких трудов стоило получить разрешение на их посадку и изменения в городской экологии.
Вдоль берега озера пробежал человек в крупповском скафандре в синюю полоску.
Женщина, избавившись от цветов, сама бросилась в воду.
Сперва показалось, что она вдруг вздумала искупаться. Но когда она забарахталась, забила руками, попав на глубину, стало ясно, что плавать она не умеет.
Пока Гюнтер соображал, что происходит, Гамильтон бегом рванулась вперед, к озеру. Но мужчина в крупповском скафандре опередил обоих. Он с плеском прыгнул за женщиной, протянул руку и ухватил ее за плечо, но тут же поскользнулся и упал, потащив бедняжку за собой. Когда он вынырнул из воды, обхватив женщину, та побагровела и задыхалась.
Но Гюнтер и Бет уже влезли в воду, и втроем они доставили женщину на берег. Как только ее выпустили, она повернулась и ушла, будто ничего не случилось.
– Отправилась за новыми цветами, – пояснил компонент «Круппа». – Наша прекрасная Офелия уже третий раз пытается утопиться. И она не единственная. Я держусь поблизости, вытаскиваю, когда они бросаются в воду.
– Вы не знаете, где остальные? Кто командует? Отдает кто-нибудь приказы?
– Вам нужна помощь? – спросил Гюнтер.
Крупповский пожал плечами:
– Я обхожусь. А вот где остальные, понятия не имею. Когда я решил остаться здесь, мои приятели собирались на второй уровень. Если их увидите, передайте, что я не прочь получить от них весточку. Трое в крупповских скафандрах.
– Сделаем, – обещал Гюнтер.
Гамильтон уже уходила.
На ступеньке у самого верха лестницы распростерся один из знакомых Гюнтера, компонент «П-5».
– Сидни, – осторожно заговорил с ним Гюнтер, – как дела?
Сидни хихикнул:
– Я стараюсь, если ты об этом. Не думаю, что здесь особо важно «как».
– Понятно.
– Лучше бы спросил, почему я не на работе. – Он встал и вполне непринужденно пристроился рядом с Гюнтером. – Естественно, я не могу находиться в двух местах сразу. Ты бы не захотел ведь, чтоб тебе делали серьезную операцию в твое отсутствие? – Он снова хихикнул. – Это оксюморон. Как с лошадьми: эти классически прекрасные, как статуи Праксителя, тела извергают противоестественно длинное дерьмо.
