– Это можно, – ответила она. – Но сначала надо принять лекарство, а потом запьем водичкой.
Олег выпил из мензурки неприятную горькую микстуру и с радостью, крупными глотками осушил почти полный стакан теплой кипяченой воды. Он чувствовал, как жидкость приятно растекается внутри. Передохнув, он тут же явственно ощутил сосущий изнутри голод. Смущаясь нетерпения и не сводя своих глаз с приятного лица медицинской сестры, произнес:
– Поесть бы… чего-нибудь!..
– О! Мой братишка! Аппетит – признак выздоровления! – она улыбнулась, и ее лицо стало еще приветливее, теплее и красивее. – Сейчас что-нибудь придумаем, братишка.
Медсестра быстро поставила градусники двум другим раненым, потом остановилась около кровати девчонки, поправила капельницу.
– Как дела, Наргиз? Хорошо?
Девчонка чуть заметно кивнула головой. Запавшие глаза ее, большие, как черные сливы, озарились из глубины маленькими огоньками. Губы раздвинулись в улыбке. По всему было видно, что слов русских она не понимает, но, воспринимая задушевную интонацию, в ответ благодарно улыбнулась.
– Поправляйся, девочка, набирайся силенок. Раны у тебя затянутся, никаких следов и шрамов не останется.
Как только медицинская сестра ушла, оба раненых сразу повернулись к Олегу.
– Оклемался?
– Ага, – кивнул Олег.
– Тогда порядок.
Смуглолицый с загипсованной ногой назвал себя Олесем Турсуновым. Видя удивление в глазах Олега, он пояснил: родом из Душанбе, а вернее, с Нурека, где самая крупная в мире горная электростанция. Имя ему дала мать, мастер спорта по альпинизму. Она из Белоруссии, техник-строитель, приехала по распределению из Гомеля в Таджикистан, ее тянуло в горы. Там и вышла замуж за высотника-монтажника таджика Султана Турсунова, тоже мастера спорта по альпинизму.
А сам он, Олесь, увлекается легкой атлетикой, конкретно – прыжками в длину, имел первый разряд.
– Так что я наполовину белорус, наполовину таджик, – улыбнулся Олесь.
– А ногу сильно задело? – спросил Олег.
– Сильно. Мы на БМПэшках прочищали виноградники, в них «духи» засели и обстреливали дорогу, – охотно рассказал Олесь. – Выбили их оттуда и погнали, отрезая от гор и кишлака. В пылу боя мы с ребятами спрыгнули с брони и, надо же, прямо на мину! Рвануло рядом, толкнуло в спину. На первых секундах даже боли не почувствовал. В атаке пробежал несколько шагов. А потом словно обо что-то большое споткнулся и кубарем повалился на землю. Глянул на ногу и обомлел. Сапог разворочен, кровища хлещет, как вода из водопроводного крана. Спасибо ребятам, под обстрелом не бросили, подобрали, вынесли. И хирургу большое спасибо, Юрию Александровичу. Ступню по раздробленным косточкам собрал, порванные жилки и вены посшивал, ногу мне спас. Но ничего, жить можно! Все говорят, что мне здорово повезло. Мина та была душманская, самодельная, заряд не сильный. Так что мне здорово подфартило!
Олег смотрел на его улыбающееся лицо и думал, что самое главное для человека на войне – выжить. Это самое большое счастье. А если ранение несильное – большего не нужно. Снова перед глазами встали присыпанные землей и пылью фигуры Муравьева и Шухавцова в окопе.
– А ты сам-то откуда будешь? – спросил Олесь.
– Из Москвы.
– Учился?
– Ага, в университете, ушел с третьего курса.
– В каких войсках служишь?
– В десантных.
– Батальон капитана Дорохина? – спросил Олесь Турсунов.
– А кто такой капитан Дорохин? – в свою очередь спросил Бестужев.
– Ну ты даешь! Своего комбата не знаешь?
– Не знаю.
– Новичок ты, что ли?
– Допустим, новичок.
– Эх ты, тяпа-растяпа, а еще десантник! Капитан Дорохин – это личность! О нем легенды по всем гарнизонам ходят. Говорят, что он всегда сам первым выпрыгивает из вертолета, а потом за ним уже остальные десантники. Героический командир!
– Теперь буду знать.
– Погоди, дружище! – Турсунов сдвинул брови и пристально стал оглядывать Бестужева. – А как ты сюда в военный госпиталь попал?
– Наверное, после ранения, – усмехнулся Олег такому наивному вопросу и добавил: – Впрочем, сам не знаю как. Очнулся уже здесь.
– Чего ты, Олесь, к парню прицепился? – укоризненно произнес второй раненый, молча слушавший их разговор.
– Разобраться хочу, – ответил Турсунов и опять спросил Олега: – Ты из какой части?
– Не знаю.
– Как это не знаешь? – не скрывая возросшей подозрительности, спросил Турсунов. – Каждый солдат обязан знать и свою часть, и своих прямых командиров.
– Не знаю и все, – устало отрезал Олег. Ему уже порядком надоел этот разговор, похожий на допрос. Он мысленно ругнулся и хотел было послать к чертям собачьим доморощенного Пинкертона, но вовремя сдержался и сказал без обиды: – По той причине, что к части еще не доехал.
– Как это не доехал?
– Обыкновенно. По дороге на нашу автоколонну душманы напали. Был бой. Меня ранило. Вот и вся история.
– Постой, постой! – Турсунов оживился, с лица его слетела подозрительность. – Так это вы, выходит, банду Башир-хана, который себя именует Инженером, в расход пустили? Это о вашем героическом подвиге по радио говорили?
Взглянув уважительно на Бестужева, продолжил:
– Ну и шакал этот Башир-хан. Сначала ринулся со своими головорезами к нашей границе, хотел пощупать, попугать, но ему крепко по зубам надавали. Тогда он, поджав шакалий хвост, кинулся в горы, хотел укрыться. Его по пятам преследовали афганские подразделения народной армии, передохнуть не давали. Но он, шакал, все же обхитрил их, оторвался, в глухие ущелья ушел. Тут и подвернулась ему ваша автоколонна. Душманы надеялись поживиться, мол, одни шофера да охранение слабенькое. Ошиблись. Как говорили по радио, вы их раскусили, сначала крепкую трепку задали, а потом, оседлав перевал, задержали душманов до подхода наших десантников и афганских подразделений. А те уж покончили с бандой окончательно.
Олег молча и внимательно слушал Турсунова. Вспомнил прапорщика, сраженного душманским снайпером, и майора Устинова, и лейтенанта Абрикосова из горящего бронетранспортера, и погибших ребят своего отделения…
– Пекло там было настоящее и факт этот, как говорится, опровержению не подлежит, – добавил он тихим усталым голосом: – Помню только, как вертолеты наши прилетели, потом сознание потерял. Как провалился куда-то. Что дальше было – не знаю.
– Расчихвостили вы, ребята, банду! – с уверенностью знатока веско заключил Турсунов.
– Насчет того, что банду Башир-хана разгромили, и я по радио слышал, – сказал второй раненый.
Он был светловолос, худощав, под глазами темные разводья, сквозь загар на лице проступала серая бледность. О себе сообщил очень кратко: рядовой Владимир Скайлис, водитель бронетранспортера. До призыва на действительную службу успел поработать слесарем-сборщиком на рижском автомобильном заводе «РАФ», служит второй год. Ранения получил две недели назад, одно, тяжелое, в живот, второе – пулевое, в мякоть плеча. Заживают раны трудно, особенно та, что повредила живот. Уже две операции перенес. Каждое слово Владимиру давалось с трудом. Боль цепко держала его, ему стоило больших усилий сдерживать себя, чтобы не застонать. Он только длинными пальцами нервно теребил и комкал край одеяла.
