– У нас полный порядок, сержант, – докладывал Анатолий. – Служим в батальоне десантников, которым командует капитан Дорохин. Служба идет нормально. Каждое отделение разбито на тройки. Два старослужащих солдата и к ним один новенький, вроде нас. Они и вводят, как понимаешь, в курс дела.
– Уже в городке побывали патрулями, – добавил Стефанакис. – На базаре потолкались. Тут выходной не как у нас, по воскресеньям, а по пятницам.
– Гитара уцелела? – спросил Олег.
– Ага, – оживился Волков. – На полу кузова в вездеходе, где оставил перед боем.
– А как Студент?
– Романа и майора Устинова самолетом отправили в Союз, у них очень тяжелые ранения. А прапорщика не спасли, много потерял крови, – опережая Волкова, сказал Стефанакис.
– Лейтенант Абрикосов со своим экипажем сгорел заживо в бэтээре, – глухо добавил Волков, низко опустив голову, словно именно он виновен в том, что случилось с бронетранспортером. – А из нашего отделения там навсегда остались Саша Муравьев, Ваня Шухавцов и Витя Кудреватов.
– А банду подчистую тогда раскурочили, – продолжил Стефанакис. – Жаль, Башир-хан, главный головорез, скрылся. К нам из ХАДа, их госбезопасности, приходили, благодарили. Кстати, тобой, Бестужев, интересовались. Взятые в плен душманы тебя шайтаном назвали, говорят, что ты полдюжины одними руками положил…
– Было, конечно. Правда, чуть поменьше, – улыбнувшись, признался Олег.
– А тебя все же крепко поцарапали, – сочувственно произнес Волков. – Ты уже в нокауте находился, когда наши высадились. Думали, хана тебе, весь в кровище, а послушали, сердце тукало, как часики. Старший лейтенант Елизаров, командир вертолета, тебя прямым рейсом сюда доставил и свою кровь тебе первым дал.
– Да? – удивился Олег. – Впервые слышу о своем спасителе.
– Старшого узнаешь. Он с десантниками работает, все горы и ущелья знает как свои пять пальцев, – сказал Стефанакис.
– На базаре тут, Олежка, мумие достать можно. Это лучшее лекарство для сращивания костей. Из глухих гор его привозят, – как важную новость сообщил Волков и пообещал: – Мы тебе мумие обязательно раздобудем, сержант.
– А врачи разрешат самодельное лекарство принимать? – заинтересованно спросил Бестужев.
– Что ты?! Это очень хорошее и дорогое лекарство, – вставил слово в разговор Турсунов. – У нас в Таджикистане его тоже добывают. Так и говорят: чудо горной природы!
– А спеть у вас тут можно, не шуганут? – спросил Волков, беря в руки свою гитару.
– Валяй, если не слишком громко.
Анатолий Волков склонил голову набок, перебрал пальцами струны, как бы вслушиваясь в звучание, и взял несколько аккордов. А потом пальцы, отбив четкий строгий ритм, вывели знакомую мелодию хорошо известной песни из военного кинофильма. Анатолий пел мягким, чуть хрипловатым голосом:
Я с первых дней за все сполна плачу,
и первый бой – он трудный самый…
А я в Россию, домой хочу,
хоть на минутку повидаться с мамой.
С каждым новым словом голос его креп, набирал какую-то силу, невольно побуждавшую сопереживать каждой фразе песни, такой простой, такой понятной и потому берущей прямо за сердце.
Пусть мама знает – служим хорошо,
что здесь у нас нормальные условия,
но не о том, как через ад прошел
там чуть-чуть не захлебнулся кровью.
Я только другу честно расскажу,
что первый бой – он трудный самый…
А ей в письме о том не напишу,
Чтоб ненароком не встревожить маму…
Песня понравилась всем. Наргиз хлопала в ладоши. Анатолий спел еще несколько песен. В палату заглянула медсестра Надежда Мельникова и резким тоном приказала:
– Солдатики, кончай базар! Скоро вечерний обход, так что посторонних просим удалиться!
– Крепись и поправляйся, Олег! – сказал на прощание Стефанакис.
– А то самое мумие мы тебе обязательно достанем, – пообещал Волков.
Мумие принес старший лейтенант Елизаров вечером. Он неожиданно заявился в комнату к Валентине.
– Это мумие. Для нашего братишки.
Олег смотрел на стену. Косо падал в окно свет от фонаря. А стена была белой. Белой, как снег… Там, в России, сейчас зима…
Часть третья
Зона ответственности
Глава первая
1
Старший лейтенант Елизаров осторожно вел свой вертолет вдоль узкого горного ущелья, заполненного белесым жидким туманом. Слева и справа громоздились отвесные скалы. Величественные в своей первобытной суровой красоте, они вздымались из тумана гигантскими глыбами серо-бурого цвета. То корявые, с острыми гранитными углами, уступами, то нежданно гладкие, испещренные поперечными полосами, скалы чем-то напоминали слоистый пирог. Вверху над ущельями синело холодное бездонное небо, а внизу, на дне, прыгая меж валунов, пенясь и разбрасывая брызги, светилась узкая извилистая лента горной речушки. Трудно было поверить, что именно она, эта речушка, неустанно трудясь тысячи лет, промыла в крепком гранитном массиве этот мрачный коридор, которому, казалось, не будет конца. Отвесные скалы то чуть-чуть раздвигались, расширяя ущелье, то за новым поворотом снова опасно сближались, грозя сомкнуться глухой каменной стеной и не пустить вертолет дальше.
Елизаров, спиною упираясь в кресло, держал руки на управлении, а ступнями ног чувствовал пружинистые педали. Со стороны казалось, что он слился с боевой машиной, сросся с нею, тонко воспринимает ритмичные движения многометровых лопастей винта. А эти тяжелые лопасти ему представляются как свое продолжение, словно идут по узкому бесконечно длинному коридору, широко раскинув руки, и стараются не затронуть пальцами опасные стены.
Лейтенант Мухтар-оглы Ганбаров, а попросту Миша, подавшись корпусом вперед, колдовал над картой, уточняя маршрут движения боевой машины. Прапорщик Гуцулов сросся с крупнокалиберным пулеметом, зорко осматривался по сторонам. Душманы могли оказаться за любым выступом, на любой скале.
– Долго ли еще петлять в белой мути по каменному лабиринту? – спросил Елизаров.
– Почти весь одолели, – ответил Ганбаров, не отрываясь от карты. – Скоро выход, через три километра.
– Всем быть начеку! – приказал командир экипажа.
Отчаянно рискованный полет по узкому ущелью, по которому еще никто ни разу не пробовал провести винтокрылую машину, а тем более в тумане, подходил к завершению. Следом за машиной Елизарова, соблюдая дистанцию, словно связанный с ним тросом, по ущелью летел вертолет его друга, старшего лейтенанта Павла Рагулина. Они добровольно вызвались совершить этот дерзкий полет и выйти нежданно к горному кишлаку, который душманы превратили в серьезный опорный пункт.
