В это время один из «Брэдфордов» с латаным фанерным кузовом, тот, что был расписан желтыми ромбами по голубому фону, тронулся с места. Отдалившись от табора, выпуская клубы сизого выхлопа, «Брэдфорд» набрал скорость, быстро скрывшись в туче поднятой им пыли.
– Вишь, какой винегрет, – глядя вслед грузовику, сказал Анисимов. – Такие кочевники – отличная маскировка для душманских отрядов, особенно, когда те границу переходят. Кочевники-то всегда с оружием, поди, разберись, кто у них кто.
Около электростанции уже стоял наш грузовик с брезентовым кузовом. Общими усилиями затащили в его кузов поврежденную динамо-машину. А вскоре, распрощавшись с афганскими солдатами, двинулись в обратный путь. Олег ехал в кузове грузовика вместе со старшиной.
– Я все хочу спросить, кто же предложил устроить выпивку в ту новогоднюю ночь на «южной точке»? – спросил задумчиво Олег.
Старшина не ответил, будто не расслышал вопроса. Но по выражению его лица Олег понял, что Анисимов что-то знает об этом.
– Секрет государственной важности? – намеренно бросил реплику Олег, надеясь вызвать старшину на продолжение разговора.
– Может, и не государственной, – отмахнулся тот, – а зря болтать нечего. Точно пока ничего не известно. Один живой свидетель остался – твой тезка, – Анисимов хмуро глянул в сторону. – Так у него не спросишь.
– Тогда чего темнить, рассказывайте, что знаете.
– Тут еще разбираться надо. Мертвые-то есть, да не все, – и старшина резко повернулся к Бестужеву, заглянул ему в глаза. – Одного солдата не хватает в боевом охранении.
– Что же вы молчали?!
– Тихо, шуметь-то пока незачем. И тебе, сержант, не надо болтать. Сказал тебе, чтоб в курсе дела ты был, – произнес своим обычным назидательным тоном Анисимов. – А разбираться будут те, кому положено.
– Кто же это? – подвинулся к старшине Бестужев.
– Рядовой первого года службы Тулкун Кудратбаев. Скользкий тип, скажу тебе. Три года парню удавалось от призыва на действительную службу отвиливать, откупался, наверное.
– Татарин?
– Нет, узбек. Если верить документам. Национальность тут ни при чем, хотя и узбеком он сам себя не считал. Называл какое-то племя из тех, которые при эмире в Бухаре всеми делами заправляли. Тулкун, знаю, не раз хвалился своим происхождением, знатностью рода. Теперь у молодежи вроде бы модно причислять себе старозаветные титулы и звания? Не пойму.
– А что он до армии делал?
– В Ташкенте работал, барменом в ресторане интуристовской гостиницы. С деньгами, видать, жил.
– Представляю его состояние, когда после той роскошной житухи он попал в армию, – покачал головой Олег.
– Вот-вот, о чем и я толкую. Причем Тулкун парень был верткий. Языки восточные знал, не зря в интуристовском баре работал. Кудратбаев и по-узбекски, и по-таджикски, и по-пуштунски, и даже по-арабски тумкал. Парень с головой, но все как-то не в ту сторону глядел. Простое понятие о воинской дисциплине, элементарной выправке воспринимал чуть ли не как особый род пытки и армейского деспотизма.
– Но неужели только на недисциплинированности основано подозрение?
– Карты, между прочим, были его, кудратбаевские. Ребята опознали. Да ведь и сам Тулкун скрылся. Его тело нигде обнаружить не удалось. Когда отбили «южную точку», мы два дня всю округу обшаривали. Никаких следов. Словно человек испарился.
– А может быть, плохо искали?
– Ну, ты скажешь! Каждый метр на четвереньках облазили.
– Я не о том.
– То есть?
– Там же во время артобстрела, может быть, прямым попаданием снаряда его и разнесло в клочья.
– С Чепайтисом вы мыслите одинаково. Может, конечно, и ваша правда. Но разобраться надо основательно. Хоть и записали в документах, что пропал без вести, но, думается мне, отправился наш Тулкун к душманам.
3
Рахманкул-бек все продумал до мелочей, тонко и детально рассчитал, где и когда перехватить караван. Посланные им лазутчики, обученные в Пешаваре всем хитростям «тайной» войны, каждый день сообщали о пройденном караваном пути, о ночевках и дневках, и ему не стоило большого труда составить точный маршрут движения.
Перехватить караван он наметил не на территории, контролируемой Башир-ханом, а в горном ущелье, в соседней провинции, где властвовали муджахеды из формирования Гаюр-хана. Рахманкул-бек краем уха слышал, что этот заносчивый «вождь» обратился в Кабул к безбожному правительству с письмом и просит прислать в его кишлаки учителей, книги, пособия, поскольку намерен открыть школу и учить ребятишек. Пусть будет это ему уроком – нечего изображать из себя жеребенка, что сосет двух маток разом. Пусть будет ему караван от сарбазов Кабула и шурави, а от американцев и французов себе возьмет Башир-хан!
У Рахманкул-бека были и личные счеты с Гаюр-ханом. В свое время тот отказал внуку Ибрагим-бека в покровительстве: не взял в свое войско, вернее, брал, но только в роли низшего командира. Такое предложение, конечно же, никак не устраивало честолюбивого внука знаменитого узбекского курбаши. Хотя и прошло уже с тех дней много лет да и служба под началом Башир-хана была куда более перспективной, Рахманкул-бек не забывал горечи пережитых дней, а гордая кровь не позволяла смириться с обидой. И вот сейчас, кажется, пришел час посчитаться, отплатить за унижения. Рахманкул-бек не намерен никому и ничего прощать!
Он усмехнулся уголками тонких, ровно очерченных губ. Мысленно повторил любимое изречение Башир-хана: «То, что должно случиться, должно случиться, и тщетно пытаться отсрочить его приход». Чуть привстав, стал всматриваться в глубь ущелья. По времени вот-вот из-за поворота должен показаться караван.
Рахманкул-бек расположился в небольшой седловине за крупным скальным обломком, отколовшимся и свалившимся на дно ущелья. Отсюда хорошо просматривалась караванная тропа, что пролегала по берегу неширокой своенравной горной речушки. Ее бурные стремительные воды, прыгая с камня на камень, с гулким шумом катились вперед, а горное эхо повторяло и умножало ворчливый поток.
Рахманкул-бек знал, что тропою по дну ущелья редко шли караваны, поскольку среди местного населения эта глухая и мрачная каменистая теснина пользовалась дурной славой. В прошлом веке это ущелье было излюбленным местом знаменитых разбойников, промышлявших на главных караванных путях из Азии в Европу, из Индии в Бухару. Да и само название ущелья было зловещим: «Дора и Зиндан» – «Узкая Долина Тюрьмы». А теперь эти тайные тропы стали излюбленными путями муджахедов.
Февральское солнце стояло высоко в небе, но его лучи лишь в отдельных местах достигали дна горной теснины, заполненной серым влажным сумраком. Эти пучки лучей падали вниз, как светлые столбы, и в них мелкие брызги воды вспыхивали крохотными алмазинками. Иногда сквозь световые полосы стремительно и бесшумно проносились желтоватые крыльчатые тени саранчи, встревоженной появлением людей.
